Тихий Коррибан
Шрифт:
– Ты ведь тоже видишь их? Так?! – кричу я, не имея возможности взглянуть, что делает Дуку.
– Это ты «тоже», - слышу ответ, - а я вижу их не первый раз! Лови момент, когда они наверху!
Меня ввергает в ярость его совет – как будто я не способен справиться сам! Но ярость придает сил, да и он говорит дело. И все равно этот человек никогда не услышит моей благодарности.
Я атакую очередную тварь, которая тут же скрывается вверху. Отбиваясь от атак монстра рядом, я вслушиваюсь, чтобы уловить первый же скрип – сигнал о том, что клетка снова едет вниз. В
После напряженной борьбы, в конце концов, наступает долгожданное затишье, нарушаемое лишь дыханием двоих уставших бойцов, стоящих спиной друг к другу. Долгое время мы снова молчим во мраке.
– Испорченная реальность, - первым начинает говорить Дуку, - с червоточиной. Здесь восприятие каждого создает свою реальность, притом вполне материальную, даже для других – неплохой субъективистский удар по мировоззрению материалиста.
Совестно признавать это, но я не понимаю ничего из его слов:
– Что ты пытаешься объяснить?
– Что важно не то, что ты видишь, а важно, почему ты видишь это, - упрощает основную мысль граф.
– Думай, забрак. Что они тебе напоминают? «Слепые, связанные»… Мы ведь говорили об этом, так?
– Так, - соглашаюсь я, хоть и без твердости в голосе. Я не уверен, что уловил суть.
– Джедаи, - подсказывает Дуку.
– Я же их презирал и стыжусь, что был одним из них. Наверняка ты испытываешь отвращение, осознавая, что сражался плечом к плечу с бывшим джедаем.
– Не скрою.
– И монстра в инвалидном кресле ты видел тоже! Что являет собой он? Слабость. Беспомощность. Ты боишься этого, так ведь?
Ход его мыслей становится мне понятен. Он хочет сказать, что здесь существует нечто, что играет на наших страстях. На том, через что мы должны получать силы. Такая теория объяснила бы многие вещи, если только не вообще все. Но я ничего не отвечаю. Признать наличие у себя страха, да еще и открыть его джедаю! Да ни за что!
– А почему ты не делился этими соображениями раньше? – ставлю я свой вопрос графу Серенно.
– Претензии неуместны. Я вообще должен был тебя убить.
– Ты прав… - нечего возразить мне.
– Проклятье.
Небо за мутным разбитым стеклом начинает светлеть. Трупы монстров чернеют и рассыпаются, словно сливаясь с почерневшими от коррозии остовами стен. Я вспоминаю еще кое-что:
– А ты ни разу не видел здесь черного монстра, как бы закованного в броню? То есть, броню, вросшую в тело. Между ее пластами видна сожженная дотла кожа.
– Черный монстр в броне… сожженная кожа… - задумчиво повторяет Дуку.
– Ничего подобного не могу припомнить. Я полагаю, такое было бы сложно забыть. Но, если его видел только ты, тебе есть, над чем подумать…
– Тихо! – прерываю его речь я. Мне кажется, что на улице слышатся какие-то разговоры.
Я
– Это что, люди? – не могу поверить я собственным глазам.
– Я видел их прежде, - сообщает Дуку.
– Не все они люди…
Конечно. Теперь, когда они проходят мимо здания, можно отчетливо разглядеть их всех. Разношерстная публика – люди, тви’леки, забраки, адвозжеки… Все в ужасно пыльной одежде и старых доспехах. Их кожа покрыта черными разводами смеси пота и пепла. Волосы тех, у кого они есть, выглядят грязными и спутанными. Но каждый из толпы этих личностей имеет световой меч. Кто бы они ни были, они оказались тут не случайно и явно провели здесь немало времени, гораздо больше, чем и я, и граф.
– Я не о том. Они живые! Здесь! – высказываю я свое неподдельное удивление.
– Я тоже был ошеломлен. Они точно также собирались на площади, что-то кричали, словно какая-то секта.
Пока Дуку рассказывает это, под окном проходит длинноволосый человек с бородой, черты лица которого выраженно напоминают одну прекрасно известную мне историческую личность:
– Скер Каан? Чертовски похож.
Разумеется, Каан жил тысячу лет назад. И, как утверждают известные мне источники, не оставил потомков. Но сходство столь выразительное, что в этой информации усомнился бы любой. Человек с бородой выходит вперед и становится перед толпой – видимо, он лидер этой группы грязных гуманоидов в доспехах. Его мощный голос эхом разносится по тихим улицам, и мы здесь, в госпитале, слышим каждое его слово:
– Братья и сестры! С прискорбием говорю я, что Тьма приходит все чаще! Сердце Коррибана голодно! Пробил час жертвоприношения. Но я принес вам и благую весть – весть о том, что я ощущал в Силе. Избранный, явления которого мы ждали веками, здесь! Мы найдем его!
– Да! – фанатично отвечает криком толпа.
– И Сила освободит нас!
– Да!
– Мы вырвемся из этой тюрьмы и очистим мир!
– Да! – повторяет толпа еще раз и начинает скандировать: - Каан! Каан! Каан!...
Еще одно предположение подтвердилось. Но что значили эти слова, произнесенные на площади наследником Скера Каана, лидера Братства Тьмы? Сразу приходит мысль, что он пытается продолжить дело предка или взять реванш у Ордена Лордов Ситхов и отомстить за Скера, убитого со всеми его приспешниками Дартом Бейном, создателем Правила Двух. Но во всю эту теорию, выстроенную на основе моих знаний, никак не удается вписать весь бессвязный бред, произнесенный человеком на площади!
– Так, - я предпринимаю еще одну попытку упорядочить факты, теперь уже вслух, - допустим, это прямой потомок Скера Каана и его новое Братство Тьмы. И они хотят… некого возмездия после того, что случилось с их предшественниками. Но они оказались здесь в тюрьме… Нет, это невозможно понять! – услышанное никак не складывается в четкую и ясную картину.
– Что за Сердце Коррибана, какой Избранный, какое, к черту, жертвоприношение? – я со слабой надеждой перевожу взгляд на Дуку: – Ты что-нибудь об этом знаешь?