Тихий омут
Шрифт:
Далеко внизу два человека вышли из здания. Они направлялись к парковочным местам, предназначенным для посетителей.
— Ты считаешь, есть реальный шанс найти виновного?
Лэпсли пожал плечами:
— Пока рано говорить, сэр. У нас еще есть над чем работать, если вы это имеете в виду. Пока что.
Двое на парковке разделились и подходили с разных сторон к какой-то черной машине. Оттуда, где стоял Лэпсли, трудно было определить, но это мог быть «лексус».
Скрип ручки на мгновение смолк.
— Я вот тут думал… Если шансы на успех в этом деле небольшие,
Когда машина внизу тронулась и выехала с парковочной площадки, Лэпсли повернулся и посмотрел в глаза суперинтенданту Роузу:
— Вы предлагаете замять это дело, сэр?
— Я бы ни за что не предложил замять, Марк. Просто спрашиваю: правильно ли мы распределили наши приоритеты?
— Думаю, говорить об этом рано.
Лэпсли понимал, что уклоняется от ответа. Во рту появился странный вкус: что-то напоминающее мускатный орех, хотя он не мог определить точно. Лэпсли раньше доводилось сталкиваться с этим вкусом. Обычно он возникал во время допроса, когда какой-нибудь воришка лгал ему про алиби или пытался убедить, что «БМВ» последней модификации, куда он пытался забраться в три часа ночи, ему дал на время друг, чье имя он временно забыл. Это был вкус лжи или по меньшей мере лукавства. Когда кто-то говорит одно, чтобы не сказать другого. Но для чего суперинтенданту Роузу лукавить?
— Через несколько дней я смогу доложить свое мнение относительно реальных перспектив расследования, — ответил Лэпсли.
Роуз кивнул.
— Мне кажется, мы отвлекаем на эту проблему слишком много сил. — Он поджал губы. — Это давнишнее дело, да и улик крайне мало. Возможно, мы сократим бригаду.
— Бригада, — процедил Лэпсли, — это один главный детектив-инспектор, которого вытащили из отпуска по болезни, и один детектив-сержант, у которой проблемы с дисциплиной. Если вам захочется заменить Эмму Брэдбери на Мэри из кафетерия, едва ли получится намного более дееспособная бригада.
— Очень хорошо. — Роуз избегал взгляда Лэпсли. — Пусть все остается как есть. Пока. — Отложив ручку, он откинулся в своем новомодном кресле и с легкой улыбкой посмотрел на Лэпсли: — Мы оба прошли длинный путь, разве не так, Марк?
— Со времен килнбургского отдела уголовных расследований, еще в восьмидесятые годы? С тех ночей, когда мы занимались арестами наркодельцов и складских банд и гудели по три дня напролет? Теперь кажется, это было в другом мире.
— Удивляюсь, как ты держишься… особенно с твоими проблемами. Ты не думал о досрочной отставке?
Лэпсли пожал плечами:
— Кто не думал об этом в нашем возрасте? Глядя, как солнце в десятый раз за месяц встает из-за твоего стола. Обнаружив, что запрет на сверхурочную работу означает, что все потраченное тобой время ничего не стоит. И понимая, что твоих особых… проблем… недостаточно, чтобы получить пенсию, но хватит, чтобы затормозиться на карьерной лестнице. Эта мысль не раз приходила мне в голову.
— Так для чего здесь торчать?
Лэпсли, вздохнув, снова стал смотреть в окно.
— А куда мне идти? —
— А как насчет…
— Сони? Она не вернется. Дети тоже.
На этот раз не звук, а воспоминание о звуке наполнило его рот вкусом ванилина. Воспоминание о детях, которые обзывают друг друга, кричат, играя в салки вокруг машины. Воспоминание о том, как они бегают по лесу, их голоса разносятся повсюду ветром. Воспоминание о том, как они плачут, упав и оцарапав колено, и смеются, пытаясь ловить птиц на лужайке. Странно, как время может останавливаться на некоторых мгновениях, перематывая их в памяти, как пленку, то вперед, то назад. Для Лэпсли дети навсегда остались именно такими. Он не помнил, как они выглядели, когда родились или когда ползали на четвереньках. И несмотря на редкие визиты и фотографии, которые присылала Соня, ему было трудно ухватить, как они выглядят сейчас. Вот их лица в те дни, когда они играли в саду и бегали по лесу, он запомнит навсегда.
— Жаль.
— Да уж, — тяжело вздохнул он. — Да уж.
— Если я чем-то могу помочь…
Лэпсли кивнул:
— Спасибо, что предложил. А ты-то как? Твоя звезда все еще на подъеме? Тебе по-прежнему удается держаться на скользком столбе?
Роуз улыбнулся и на мгновение помолодел и стал похож на того, каким был в Килбурне много лет назад.
— Я обдумываю варианты, — рассудительно заявил он. — На столе предложение от Агентства по серьезным проявлениям организованной преступности возглавить отдел по борьбе с терроризмом. Кроме того, я слышал, что сколачивается группа для контроля безопасности лондонских Олимпийских игр. И то и другое мне бы подошло.
— С повышением, разумеется.
— Разумеется. На скользком столбе есть только два направления — вверх и вниз. Оставаться на месте не получится. — Роуз посмотрел на него и прищурился, что могло быть прелюдией и улыбки, и хмурой озабоченности. — Давай как-нибудь на днях пообедаем. Нам нужно поговорить о будущем. Твоем будущем. Я попрошу помощницу все организовать.
Он перевел взгляд на записи, лежащие перед ним, и начал писать. Это знак окончания разговора. Лэпсли еще раз взглянул в окно и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Он ощущал некоторую взвешенность, отстраненность от окружающего мира.
В приемной он остановился у стола помощницы.
— Те двое, что вышли перед тем, как я вошел… Могу поклясться, что узнал одного из них. Думаю, мы были вместе на курсах в Сэндридже. Кто они?
Помощница заглянула в компьютер.
— Это посетители из министерства юстиции. Мистер Гехерти и мистер Уилмингтон. Который из них ваш друг?
— Я не говорил, что он мне друг, — пробормотал Лэпсли. — Спасибо за помощь.
Гехерти. Вряд ли очень много людей с такой фамилией работает в министерстве юстиции. Если, конечно, он оттуда.