Тихий омут

Маккрери Найджел

— В тихом омуте черти водятся, — отозвался Лэпсли, оглянувшись на дом.

Как-то получилось, что свежий воздух и солнечный свет стерли замеченную им схожесть дома с черепом. Он снова был просто домом. Обыкновенным сельским домом.

— С ними будет то же, что и с Вайолет Чэмберс, не так ли? — спросила Эмма. — Когда установим личности, то обнаружим, что они не числятся пропавшими. С точки зрения службы социального обеспечения, управления налоговых сборов и министерства здравоохранения и всех остальных они не мертвы. Они по-прежнему ходят где-нибудь в Англии, требуют льгот и получают доходы от имущества. И кто-то там скрывается под их именами.

— Они просто куклы, — согласился Лэпсли. — Ими манипулирует

убийца. Но разве это не умнее всего? Если большинство убийц спотыкаются на том, что не могут избавиться от трупов, то для чего увеличивать риск, разбрасывая их вокруг себя? Почему не собрать их в глухом месте, куда никто никогда не сунется, а потом сделать так, чтобы их никто не искал, поддерживая видимость, будто они живы? Гарантирую, что, как и в случае с Вайолет Чэмберс, ни у кого из них не окажется ни родных, ни близких. Все они вели замкнутый образ жизни, были одиноки и незаметны, пока возле них не появился некто. Этот некто стал их другом и примазался к их жизни, затем убил их и взял себе их имена. — Он покачал головой. — Столько людей, и кто бы это ни был, ему приходится создавать видимость, что они живы, потому что деньги все еще капают. Пенсии, плата за аренду, проценты от вкладов… все, что угодно. Непрерывный обман.

— С чего начнем? — вздохнула Эмма.

Лэпсли немного подумал.

— С «вольво» ничего не выйдет, — наконец проговорил он. — Машина привела нас сюда, и внутри ее может оказаться что-то, связывающее ее с некоторыми трупами, но она по-прежнему числится как собственность Вайолет Чэмберс. Думаю, наш убийца просто присвоил ее. Военный трофей. Вероятно, так было с каждой жертвой: забрать у них все полезное, а остальное продать. Если только в машине не окажется следов убийцы, а я считаю, он для этого слишком умен, то это тупик.

— А дом?

— Сходная ситуация. Он окажется принадлежащим одному из тех трупов. Вероятнее всего, тому из них, что находится в доме дольше всех. Как ее звали… Рона Макинтайр? Это будет та, что сидит во главе стола. Закладная на дом выкуплена, и наш убийца следит за тем, чтобы налог городскому совету выплачивался ежегодно. Безукоризненно.

— А мы не можем проследить выплаты налоговых сумм?

Лэпсли пожал плечами:

— Можем и проследим, но, уверяю вас, выплаты будут делаться со счета одной из женщин за тем столом. Это порочный круг. Убийца пользуется каждым из счетов для оплаты по всем другим и снимает при нужде наличность. Он сам никогда ни за что не платит. К нему не ведет ни одна ниточка.

— Вы уверены, что все они женщины, босс? Некоторые из тел настолько разложились, что это трудно определить с помощью внешнего осмотра.

— Пока все связано с женщинами: Вайолет Чэмберс, Рона Макинтайр, женщина, которую видели выходящей из дома Вайолет, более или менее сохранившиеся тела за столом. — Он вздохнул. — Не чувствуете? Яд, тщательность, планирование… и выбор жертв… гарантирую, что убийца тоже женщина.

Эмма огляделась.

— Что теперь?

— А теперь оставим криминалистов заниматься своими делами. Я сделаю несколько звонков, и соберем столько дополнительных дипломированных патологоанатомов, сколько сможем. — Он нахмурился. — Интересно, существует ли собирательное слово для группы патологоанатомов? Мы не можем назвать их «туча патологоанатомов». Это уже используется для ворон. «До зарезу патологов»? — Он покачал головой. — Какая разница? Я хочу, чтобы вы выяснили историю этого дома. Установите, когда в последний раз видели Рону Макинтайр, как она жила, что с ней случилось, не заметили ли кого-нибудь с ней незадолго до того, как ее видели в последний раз. Поговорите со всеми, кто живет поблизости. Сходите в ближайшую деревню, потолкуйте с трактирщиками. В местных магазинах. С кем угодно. Только достаньте мне хоть что-то о Роне Макинтайр.

— А когда я закончу

с этим… где-то на следующей неделе?

— Тогда можете отдохнуть.

Эмма посмотрела по сторонам:

— У меня нет машины.

— Попросите кого-нибудь из местных констеблей повозить вас по округе. Это заставит их почувствовать свою полезность. И кто знает… У них может оказаться кое-какая информация об этом доме или о его владелице.

— Кстати, — сказала она, — у меня в этом районе есть приятель. Я ему позвоню.

Дом располагался в лощине: местность постепенно поднималась, темная и давящая с двух сторон, заставляя ощущать своего рода клаустрофобию. Позади него был проселок, по которому Лэпсли приехал, а перед ним… сад.

Лэпсли подошел к забору. Забор был в хорошем состоянии по сравнению с остальными сооружениями на ферме, а растения, насколько ему было видно, не запущены, как поля, которые он проезжал по пути сюда. Похоже, тот, кто наведывался в дом, высаживал здесь не только трупы.

Он прошел через ворота словно сквозь невидимую занавесь. Ароматы растений ударили в нос, словно насыщенные и пьянящие духи. Он чувствовал головокружение, но с радостью их вдыхал, вытесняя из себя вонь старой мертвой плоти смешанным ароматом болотной мяты, дельфиниума, наперстянки, посевного куколя и много еще чего, что он помнил с детства или при попытках Сони высаживать цветочные бордюры в саду. Гортензии и гиацинты, рододендроны и пижма: сад был переполнен запахами и цветами. Там также были кусты и деревья: тис и персик, бирючина, эвкалипт. Маленькие голубые цветы соседствовали с крупными красными, желтые цветы в форме колокольчика нависали над разлапистыми розовыми. Все было хаотично, однако Лэпсли почти угадывал своего рода планомерность. Тут была своя логика, но не та, которую он мог понять. Или хотел понять.

Он минуту постоял с закрытыми глазами, отдаваясь скорее запахам, чем картинкам. Для него это обонятельный эквивалент пребывания в сердце завода с грохочущими вокруг машинами, криками, командами по трансляции и всем остальным, заставляющим его систему обоняния переполняться сигналами синестезии. Если повернуть голову, то почти можно заметить различия. Растения справа от ворот имели в основном цветочный аромат; насаждения слева были более пряными, грубыми и густыми по оттенкам. Прямо перед ним пахло медицинскими травами. И это не был беспорядочный выбор: эти растения были тщательно отобраны, чтобы поведать своего рода историю.

Лэпсли открыл глаза и огляделся. Выбрав низкорослый куст, он присел на корточки и стал его изучать. Часть нижних веток подрезана: следы секатора еще виднелись. Корни обложены компостом. Да, за садом ухаживали, приглядывали регулярно.

Он по наитию двинулся вдоль рядов. Когда доктор Катералл упомянула, что Вайолет Чэмберс была отравлена кохицином, который вырабатывается из растения, известного под названием луговой шафран, Лэпсли нашел его в книге по садоводству, которая осталась после отъезда Сони. Одиночный стебель, выпускающий трех- или четырехфутовые листья, направленные вверх под острым углом. Розовые, белые или пурпурные цветы появляются осенью. Все части растения ядовиты. И оно тут как тут, примостилось между двумя видами растений, которые он не мог определить, — целая грядка лугового шафрана.

Он посмотрел вокруг свежим взглядом, ощущая в животе холод. Двенадцать мертвых тел в доме плюс один труп, найденный в лесу, и как минимум один человек из этих людей отравлен. Не слишком ли будет заподозрить, что все они были отравлены? И какова вероятность того, что все они отравлены ядами, полученными из растений в этом саду?

Дом Смерти, а теперь еще и Сад Смерти. Черт, что противостоит ему здесь? Что за человек мог взяться за выращивание целого сада ядовитых растений? Это еще нужно доказать, но Лэпсли знал, что прав в своих догадках.