Тихий сон смерти

МакКарти Кит

На несколько секунд он задумался, и для Беверли это явилось первым ощутимым признаком того, что он знал, насколько опасным могло стать общение с ней.

– На это уйдет день-другой, но не вижу причин, чтобы не помочь тебе.

– Отлично, – с облегчением произнесла она. – Ты очень меня обяжешь, Люк.

Он негромко рассмеялся в трубку:

– Ну и насколько?

В голове Беверли возник образ его твердого, гладкого, цвета черного дерева тела, и она улыбнулась:

– А насколько тебе хочется?

С

очередного делового совещания она вышла как никогда опустошенная и умирающая от скуки. Повестка дня была неизменной: строительство и особенности руководства этим процессом. Выступавшие говорили одно и то же, причем говорили скучно, монотонно и подолгу. Все эти совещания и раньше нагоняли на нее тоску, но сегодня она с трудом заставила себя досидеть до конца. Однако все плохое – как, впрочем, и хорошее – рано или поздно кончается: сейчас она сидела в своем офисе, и перед ней лежала кипа бумаг по делу о растрате, возбужденному против некоего Седрика Годфри Кодмана. Бумаги безмолвно взывали к ее вниманию, но ни сил, ни желания что-то делать У нее не было. Елена пребывала в непривычном для себя состоянии – она испытывала слабость, ее подташнивало, а на глаза непроизвольно набегали слезы. Она и не подозревала, что может быть столько слез.

Аласдер ушел. Ушел внезапно и, она это чувствовала, навсегда. Ни записки, ни последнего «прости» – он просто исчез, и все.

Так с ней еще никто не поступал, и полная неожиданность происшедшего потрясла Елену. Сейчас она чувствовала, что снова мысленно возвращается в первые дни после смерти родителей, в то время, когда сводный брат Джереми остался для нее единственной надеждой и опорой и когда Беверли Уортон уничтожила и эту последнюю ниточку, связывавшую ее с жизнью.

Что произошло?

Она снова и снова прокручивала в голове события минувшей ночи, пытаясь найти хоть какое-то объяснение случившемуся. Как получилось, что, вернувшись из ванной, она вдруг увидела, что Аласдер исчез, оставив после себя теплую постель и легкий запах одеколона? Никаких, по крайней мере видимых, причин для такого поступка не было, в этом Елена была уверена. Она ничем его не обидела, в событиях прошедшей ночи не было ничего, что могло бы заставить его уйти. Аласдеру было хорошо с ней, в этом Елена ни секунды не сомневалась.

Так почему он ушел?

Конечно, можно было просто позвонить ему, но она боялась. Неведение – не самое приятное состояние, но знание может оказаться куда страшнее. Она и хотела, и не решалась сделать звонок, а потому сидела, уставившись на черный и такой же безжизненный, как она сама, пластик телефона, словно на заклятого врага. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Елена, глубоко вздохнув, решительно подняла трубку и набрала номер.

– Будьте добры Аласдера. Аласдера Райли-Дея.

На другом конце провода возникло замешательство. В отделе кадров компании «Кронкхайт-Кэнэд» ничего не слышали о человеке с таким именем.

– Как же так? – возмутилась Елена. – Он начальник вашего отдела! Не может

быть, чтобы вы не знали, кто он такой!

Мужской голос в трубке пробормотал в ответ что-то невнятное, видимо извинения, но продолжал настаивать. Елена не верила собственным ушам, слушая объяснения, что человек по имени Аласдер Райли-Дей не работает в отделе кадров и, тем более, не является его начальником.

Елена не знала, как на все это реагировать. Не поверить? Разозлиться? Испугаться? Заплакать?

– Хорошо. – Она взяла себя в руки. – Кто ваш начальник отдела кадров?

– Саманта Карпус.

– Могу ли я поговорить с ней?

Ее соединили не с начальником отдела, а с ее секретарем, но это не имело значения. Секретарь повторил Елене то же самое: в отделе кадров «Кронкхайт-Кэнэд», равно как и в штате компании вообще, нет человека по имени Аласдер Райли-Дей.

И никогда не было.

В большом возбуждении и с неменьшим недоумением в голосе позвонила Белинда. Она получила результаты первых анализов тканей Миллисент Суит и горела желанием рассказать о них Айзенменгеру.

– Ну и?..

– Ну как вам сказать, они довольно сложные, – начала она, потом замолчала и после паузы продолжила: – Вернее, очень странные…

Айзенменгера кольнуло предчувствие – слабое, но обнадеживающее.

– Мы можем увидеться? Я хочу знать все подробности.

– Можно встретиться завтра во время первого перерыва. У меня столько работы…

Они договорились встретиться в больничной столовой.

Джастин Нильсен всю ночь проработала над диссертацией, и, несмотря на усталость, ее переполняло радостное возбуждение. Она закрыла ноутбук, когда небо над ночными силуэтами нью-йоркских небоскребов окрасилось на востоке в розоватые тона. Звуки пробуждавшегося города становились все отчетливее; поначалу разрозненные, гудки редких автомобилей постепенно сливались в единый уличный шум. Глядя на город из своего закутка в лаборатории, располагавшейся на семнадцатом этаже Колумбийского университета, она чувствовала себя выше всего этого. Университет, конечно, находился не в самой фешенебельной части города, но все-таки именно здесь наиболее остро ощущались ритм и душа Нью-Йорка, и Джастин, сравнительно недавно пополнившая ряды его жителей, пребывала в приподнятом настроении.

Она подхватила свою сумочку, накинула лямку ноутбука на плечо и направилась к лифтам. Людей вокруг было немного, и большинство тех, кто попадался ей на пути, не обращали на Джастин никакого внимания, что очень ее устраивало. У нее еще со времен колледжа выработалась привычка работать по ночам – почему-то именно это время суток было для нее наиболее продуктивным. Кроме того, ночная работа гармонировала и с ее личной жизнью: сейчас она поедет домой, выспится, встретится с Рико, они посидят в какой-нибудь недорогой забегаловке, и потом она вернется в университет, чтобы продолжить работу над диссертацией.