Тихий ветер

Ларосса Юлия

Оказавшись на своём этаже, я нерешительно замерла. Не хотела торопиться, приближая время, когда в последний раз пройду по лестничной площадке, достану ключ-карту из сумочки и проведу ею по электронному замку. Завтра, в это же время, я буду далеко от родного дома.

– Кайзер просчитал и это. Не могу поверить до сих пор!

– Как я и предполагал. Впервые сожалею, что оказался прав…

Мужские голоса смолкли, как только я переступила порог. Я поставила сумку на тумбочку рядом с двумя офицерскими фуражками. Отец и брат ещё дома.

По

привычке взглянула на своё отражение в прямоугольном зеркале, висящем на стене в прихожей. Слегка вьющиеся светло-русые волосы всегда выгорали под солнцем и приобретали золотистый оттенок. Они были слишком густыми, а теперь ещё и длинными, доходили почти до поясницы. Придётся их основательно укоротить. Неприятно, но необходимо.

Ресницы и брови привычно пребывали без косметики, на которую всегда не хватало времени и желания. Повезло, что природа сделала их тёмными, иначе черты лица непременно смазывались бы из-за светлой кожи. Единственное, что я использовала почти всегда, – губная помада. Я любила насыщенные и сочные оттенки и никогда не экономила на качестве. Важно, чтобы цвет на губах стойко держался до момента, когда я сама решу его стереть. Но с этой привычкой тоже придётся расстаться. Я поджала губы и встретилась с собственным взглядом в зеркале.

Поверх свободной футболки висел аромакулон на тонкой цепочке с овальными звеньями из белого золота – круглый, с замысловатыми узорами и завинчивающейся крышечкой. Внутри – жасминовое масло. Мой любимый аромат с шестнадцати лет.

Это мамин подарок на последний день рождения, когда она ещё была рядом. Я не снимала его уже шестой год. Окружающие принимали его аромат за парфюм, и лишь немногие знали, что он исходил из моего украшения.

На войну я точно отправлюсь с ним! Я решительно сжала кулончик. Не могу избавиться и от него тоже.

Прошла вглубь квартиры, привычно оглядывая высокие потолки и арочные переходы. Простоит ли квартира до конца? Не заденут ли её бомбы комитаджских стравщиков?..

– Где ты была, Вивьен?

Голос отца разрушил печальные раздумья. Оглянувшись, я встретилась с холодными синими глазами под густыми и всегда нахмуренными бровями, которые уже тронула седина. Говорят, мои глаза такие же синие.

– В комендатуре, – ответила я и поставила стаканчик с недопитым кофе на кухонный стол.

Рядом с отцом сидел мой старший брат. Многие утверждают, что я очень похожа на него. Внешне. Светлые волнистые волосы, тёмные брови и ресницы, открытый взгляд синих глаз и выразительные губы. Только у него была родинка, которая расположилась над левой бровью.

Я заметила, как плечи брата чуть расправились, будто ему действительно понравился ответ.

– Зачем ты ходила туда? – вновь заговорил отец.

Я подошла к столу, за которым они сидели, и, отодвинув тяжёлый дубовый стул, села напротив.

Когда в следующий раз я буду обедать за этим столом? И будут ли здесь со мной эти двое мужчин – вся моя семья?

– Моя интернатура переносится на фронт, папа. Возможно, там мы будем

видеться чаще.

– Ты сделала это добровольно? – нахмурил брови отец.

– А разве дочь офицера Великославии может поступить иначе? – вторила ему я.

– Ты отправляешься на войну как врач? – уточнил брат, поймав мой взгляд.

Его синие глаза были точной копией маминых. Но сам он – дубликат отца. Во всех остальных смыслах.

– Думаю, так я буду полезней всего, – уклончиво ответила я.

– Переводчики нам тоже нужны, – подметил он без улыбки. – Особенно с такими знаниями, как у тебя.

– Ты полагаешь, что пора сказать всем об истинном происхождении мамы? – Мой сарказм был очевиден.

– Тш-ш-ш! – резко зашипел отец. – Это должно быть забыто и вами, и мною!

– Вот поэтому я и отправляюсь на войну как врач, а не как переводчик, – устало подытожила я.

Повисло молчание. Только часы на комоде выстукивали бесценные мгновения уходящего времени.

– Осталось последнее дело. – Отец поднялся.

Я наблюдала, как он полез во внутренний нагрудный карман офицерского мундира и достал стопку конвертов. Ветхие и потёртые, они выдавали тот факт, что их часто держали в руках.

Отец положил их на стол прямо передо мной.

– Письма бабушки… – выдохнула я и ощутила, как предчувствие необратимой и болезненной потери кольнуло в сердце.

– Я был уверен, что ты избавилась от них, когда я попросил, – строгий выговор сквозил в тоне отца.

– Это всё, что у меня осталось от неё! – с горечью прошептала я.

Мои пальцы неосознанно потянулись к драгоценным листочкам, которых когда-то касалась рука любимой бабушки. Она ненавидела современные технологии. Даже когда мы гостили в её доме, она писала мне записки и просовывала под дверь. Её красивый почерк замелькал воспоминаниями, слух пока ещё безупречно воспроизводил её голос и смех…

– И это всё может погубить нас! – прогремел отец и яростно выхватил стопку из-под моих пальцев.

Только сейчас я увидела железное ведёрко, которое почему-то стояло рядом со столом. Отец швырнул в него письма и чиркнул спичкой. Через мгновение в комнате уже пылало пламя, превращая в пепел моё сокровище.

– Никто не должен знать, что у тебя была такая бабка! Ты слышишь, дочь? Эти строки могут казаться нежными лишь на первый взгляд, но недоброжелатель, жаждущий расправы, может прочитать в них свой смысл. И тогда дороги назад уже не будет. Для всех нас.

Я смотрела на огонь и почувствовала, как слезинка скатилась по щеке, оставляя мокрый след.

– Прощай, бабуля! – прошептала я.

Пламя стало меркнуть, и я резко поднялась. Глаза скользнули сначала по отцу, потом по брату. Как всегда, хмурые. Кажется, что они не умеют улыбаться и готовы на любые жертвы ради своей страны. Борцы, воины, солдаты… Но увы, не брат и не отец.

– Обратная дорога – это миф, папа. Его придумали те, кто пытается успокоить себя шансом на отступление. Есть только одна дорога – наша судьба.