Тихоня
Шрифт:
Нечаянная встреча меня так поразила, что я чуть не забыла, что мама отправила меня в OBI. Там скидка шла на коротенькие заборчики из пластиковых цветов, которыми мама решила непременно огородить наши дорожки. Вспомнила, когда вывески магазина уже поплыли мимо, пришлось выйти на следующей и возвращаться пешком. В магазине ажиотаж – в жизни бы не подумала, что на это пластиковое великолепие такой спрос. Я успела втихаря схватить одну упаковку. В ней было несколько секций, весила она немного, но была жутко неудобной в транспортировке. Я устала уже в очереди на кассе стоять, тем более она была бесконечной. Тоскливо думала – не вызвать ли такси? Потом вспоминала, что
– Лёша, ну, ней пей ты, пожалуйста, - уговаривала я.
Он меня не слушал, я пришла к выводу, что женщина ему нужна наподобие нашей теть Люды. Она просто дала бы ему разочек кулаком, и тот, если не помер бы, то остепенился. Я терпела. Когда он ещё и в сомнительные дела ввязался, моё терпение лопнуло. Одно дело с алкоголиком жить, да все так живут, и мама двадцать лет жила – пока не надоело. А другое дело с человеком, которого в любой момент могут посадить в тюрьму. Но вы представляете, как тяжело уйти от мужика, если ты настолько хорошая?
– Лёша, я от тебя ухожу, - решительно говорила я.
– Я без тебя пропаду, - начал канючить Лёшка. И не врал, и правда, пропадёт. – Я брошу. И пить брошу. И общаться со всеми, кто тебе не нравится.
Я жалела его и давала ему испытательный срок. Несколько дней и правда потом не пил. По вечером сидел хмурый и печальный, но трезвый, как стеклышко. А потом начиналось…. Я только одну бутылку пива, честно, я просто друга детства встретил, как не выпить… Потом пропадал вечерами – значит опять играет в «Бригаду». Лавры криминального авторитета не давали ему покоя.
Так и тянулась бы эта история бесконечно – вроде и надоел пуще горькой редьки, и бросить жалко. Но вмешался его величество случай. Однажды ко мне в гости пришла Ангелина. Ангелина, это моя подруга детства, правда, при встрече с ней мы не напиваемся. Все бы хорошо, но дома меня не было – заведующая собрала всех, кто не успел вовремя уйти, и долго воспитывала на тему, что после двадцатого числа мы должны у всех родителей просить квитанции. А то не платят, накопится, потом вытряхивай из них. Я, прося квитанцию начинала краснеть и заикаться, поэтому на таких мероприятиях чувствовала себя вселенским злом – все из-за меня. И домой шла удрученной. А в моей комнате Ангелинка совсем голая, и Лёшка тоже.
– Ты же сказала, что только через час придёшь, - обвинил меня Лёшка. – Я бы успел.
– Отпустили раньше и такси взяла, - объяснила я, и на стул села. – Просто устала очень.
Лёшка извинялся, путаясь в штанинах, оба торопливо одевались. Ангелинка махнула на него рукой, и села напротив меня.
– Он алкоголик, - предупредила я.
– Просто, ты его не понимаешь, - возразила Ангелина.
– Если что, я предупреждала, - решила напомнить я. – Лёша, собирай вещи, ты переезжаешь к Ангелине!
Лёшка пытался возражать. Меня бы он уговорил, но Ангелина – бой-баба. В рекордные сроки забрала свою добычу и уволокла. Я… испытывала облегчение. Перестелила белье, легла одна спать и мысленно Ангелину благодарила. Она, кстати, тоже его бросила через три месяца, сказав – и правда, алкоголик. А помимо сомнительной деятельности ещё и игроман. Наверное, я этого факта по наивности не замечала. Лёшка попытался
До дачи я добралась уже ближе к вечеру, но он, весенний и тёплый был светлым. Я решила, что вполне сумею вскопать два парника под огурцы. Может, даже тут ночевать останусь – наш домик в кооперативе был крайним, клином выдавался в чахлый лесок и соседей почти не было, а те, что были на дачу наведывались только жарить шашлыки. По этой причине тишина тут стояла страшная – никаких тебе Машек и перфораторов.
Пластиковые цветочки оставила в саду. Пусть мама разбирается, куда их и зачем, я переночую и сбегу с утра. Поднялась на скрипучую веранду, засунула ключ в замочную скважину и удивилась – открыто. А мама в этом плане параноик, сто раз проверит. Осторожно вошла внутрь, вроде тихо. Дача у нас небольшая - гостиная, она же столовая и спальня для гостей, кухня и мамина комната. В гостиной все хорошо. В открытую дверь спальни видно аккуратно застеленную постель. Но я чувствовала, что в доме кто-то был – запах изменился. Пахло водкой, я после жизни с Лешкой её аромат за версту чую, и ещё чем-то похожим на сырой металл. Я шагнула на кухню. И остановилась. На полу лежал Лёшка.
– Лёш, ты чего? – удивилась я. – Я же сказала, что не дам денег.
Лёшка не ответил. И тогда я поняла, что вот этот неуловимо металлический аромат, это запах его крови. И что Лёшка мертвый. Вряд-ли он лежал бы и смотрел в потолок так равнодушно, если бы живой был, а на столе ещё пол бутылки водки недопитой. И тогда я сделала единственное, что смогла – завизжала. Выбежала на улицу. Искала телефон и никак не могла найти, куда же он делся? А когда нашла убедилась – разряжен. Чтобы вызвать полицию мне придётся войти в дом и поставить его на зарядку хоть на пять минуточек. Я вошла. Телефон на зарядку поставила. А потом решила посмотреть – а вдруг, все же, живой? С чего бы ему умирать, тридцать лет только.
Он был неоспоримо мертв. Я даже видела рукоятку ножа, которая торчала в его животе чуть справа. Наверное, печень задели, сказало моё внутреннее я, которое почти поучилось в аспирантуре. Оно любило отмечать такие мелочи и констатировать безучастным тоном. Одна тапка у Лёши слетела, а вторая была безоговорочно моей. И халат тоже мой. На столе бутылка водки, две рюмки, порезанная на дольки помидорка и открытая банка шпрот. Одна шпротина лежала на надкусанном куске хлеба. Именно вид этого немудреного бутерброда и донёс на меня наконец мысль – Лёшка и правда мертв. Окончательно и бесповоротно.
А внутреннее я бесстрастно шепнуло – тебя посадят в тюрьму.
– С чего бы это? – возразила я вслух.
Ну, сама подумай, принялось перечислять моё я. Всё считают, что он тебя бросил. Поди объясни, что ты сама была рада от такого подарка судьбы избавиться. Куча человек сегодня слышала, как ты обещаешь его убить. Наконец, этот товарищ упокоился в твоём халате и даже тапочке. Дом полон твоих отпечатков. Я сползла на пол и заскулила.
– Не хочу в тюрьму, - простонала я.
Мигом вообразила, как начинается следствие. И сколько людей на меня будет давить. Я не смогу, сломаюсь. Я даже покушение на Ленина на себя возьму. Представила, и заплакала. Снова включился внутренний голос. Закопай его, сказал он. Он же одинок. Его никто не хватится. Мама три года назад умерла, сестра от него устала ещё больше, чем я. А пока про него вспомнят, про мою ссору с ним все свидетели позабудут.