ТИК
Шрифт:
— Чего насмотрелись?
— Ну, знаешь — фильм Бунюэля классический. Начинается с того, что там глаз бритвой режут…
— Маньяки-киноманы?.. — Денис мрачно оскалился. — Ритуальное убийство? Че, тоже неплохо…
Ксения стянула с правой руки перчатку, торопливо ткнула кнопки кодового замка, с усилием потянула на себя железную дверь. Откинула капюшон, постучала подошвами о решетку в «предбаннике», сбивая снег.
Лифт прет, прет, прет с самого верха — бесконе-е-ечно… Икает, прибыв. Пауза — двери не открываются. Ксения успевает представить: вот сейчас они наконец расползутся — а оттуда…
Она по привычке играла с собой в эту игру — хотя понимала, конечно, что игра не совсем здоровая.
Двери разъезжаются… Она оглядывается на пустой облупленный подъезд, на непроглядный черный проем «колясочной». Шагает внутрь, быстро жмет кнопку. Долго ждет, пока нехотя, с вихлянием сомкнутся створки.
Переводит дух.
…Да что все-таки происходит? Кому от меня что понадобилось?
Кому-кому…
После вчерашнего ее дебюта на форуме «Синефобии» (такого эффектного!) она, естественно, не сомневалась, что вся эта история с Зодиаком затевалась ради нее — персонально. Ее там ждали, ее мигом опознали — и поприветствовали. Чрезвычайно интимно. Так, что она сутки спустя, вспоминая, передергивается невольно…
Он ведь даже не маскируется… Наоборот. Сволочь…
Ну что ж, напугать меня у него вышло…
Створки лифта расползлись. Ксения вышла, расстегивая сумку, опустила глаза, ища ключи… Лампочка горела только пролетом ниже, сверху была кромешная темень — и того, кто стоял там на ступеньках, Ксения не заметила. Она лишь уловила периферийным зрением некое движение справа над собой, рефлекторно отшатнулась… и сразу же перестала видеть, дышать и чувствовать что-либо, кроме яростного, невыносимого жжения, окатившего глаза, лицо, слизистую рта и носа, хлынувшего в носоглотку. Она зажмурилась и почти уже бешено закашлялась — но горло сдавило так, что она не могла протолкнуть воздух ни внутрь, ни наружу. Ее повело бесконтрольно, неконтролируемая какая-то паническая мысль шарахнулась в мозгу — и Ксения вывалилась из реальности.
BRIDE OF CHUCKY:Вот я все не верила в мистику — а зря. Читала я вас, ребята, читала — и вдруг подумала, что один-то сюжет, явно имеющий отношение к ТИК, вы пропустили. И вот только собираюсь рассказать вам про Зодиака, захожу на форум — а тут о нем уже галдеж стоит. Полтора месяца никто не заикался — а тут в один день сразу двое его вспоминают. Мистика! Слушай, брат Мертвяк, это ведь не случайно, это ведь ворожит кто-то. Ну-ка: с чего вдруг именно сегодня тебе на ум пришел Зодиак? Надо разобраться, не находишь?
DEAD MAN:Что я вижу! Никак девушка у нас в компании появилась! Вот здорово-то, а! А то мне, матерому сексуальному маньяку, так не хватало женского общества. Некого попугать, не за кем поохотиться темным вечером… Некого подстеречь в пустом подъезде… стукнуть аккуратненько, или прыснуть чем… Отволочь в фургон (как тот, на котором возил девиц Буххало Билл — я как фанат специально подобрал себе такую машинку), отвезти в мое логово, оборудованное, разумеется, спецом под изуверские забавы (как в «Клетке» примерно)…
И что же я буду делать, когда новая знакомая, прекрасная моя сетевая собеседница, дрожащая и беззащитная, окажется целиком во власти безжалостного извращенца — да не в виртуальности, наяву?.. Какие дикие фантазии я воплощу в реал? О, тут главное не торопиться, подойти к делу ответственно. Не погорячиться главное — а то выйдет, как всегда, кровавая размазня, а не послание человечеству а-ля «Семь». Но я ж не Кожаное какое-нибудь Яйцо с «Дружбой» наперевес — расчленил, раскромсал, а там хоть трава не расти. Не-ет, мы же тут с вами все интеллектуалы, синефилы (фобы) — так что не просто умерщвлением плоти мы займемся, а интертекстуальной, сами понимаете, цитацией. Как в «Имитаторе», скажем. Только там пацан настоящих маньяков имитировал — а я лучше буду цитировать напропалую любимое свое кино.
Но что же мне процитировать — вот вопрос. Пускаться ли в сложную интеллектуальную игру, постмодернистскую каббалистику? Или поддаться настроению — и воспроизвести по наитию что-нибудь ностальгическое? Прислушаемся к себе: к чему сегодня вечером лежит у нас душа? Какие кровавые сцены встают перед глазами?
Не знаю, к чему бы (к дождю, не иначе… ага, в феврале), но вспомнилась мне, знаете ли, вдруг «Травма». Да не Дарио Ардженто «Травма» 1993-го, где электролобзиком головы спиливали, а «Trauma» 2004-го с Колином Фертом. Помните, как он в конце, прежде чем девицу мочкануть, паучка ей в рот засовывает?.. Если кто не смотрел: там героиня страдает арахнофобией в тяжелой форме, очень пауков боится. А герой, энтомолог-любитель и полный по совместительству псих, обещает ее вылечить. И вот на очередном сеансе, отведя ее в симпатишный подвал (бывший морг), говорит: «Закрой глаза, душа моя, и открой ротик…» Ну она-то по простоте своей думает, что он ее целовать будет. А он подбирает ползущего мимо паука — здоровенного, толстого, черного, абсолютно ом-м-мерзительного — и оп: туда ей. И рот аккуратно ладошкой прикрывает. Чтоб не выплюнула.
Да. Решено. Так я с тобой, неофитка моя, и поступлю…
Илья поморщился. Такой откровенный переход на личности был совсем не в традициях форума. Да еще с угрозами… Не. Это зря. Это вы меж собой по «аське» или по «скайпу» разбирайтесь, ежели приспичило.
Он, конечно, понимал, что «Мертвец» и «Невеста Чаки» прекрасно друг друга знают. У него даже возникло подозрение, что под свежими этими никами сидят в форуме давно ему знакомые (заочно,
Чего это они вдруг имена затеяли менять? И кто из них кем стал? Забавно, что в отношениях появился сексуальный аспект — «Невеста», интересно, и правда дама? Или как раз наоборот? Но хамить в открытую в любом случае — нехорошо…
25
Познакомившись с Илюхой лет минимум пятнадцать назад, Вадим с тех пор виделся с ним не то чтобы редко, но как-то страшно нерегулярно. Вот и в январе, когда Лом приезжал в Москву к Маринке, так и не пересеклись. Встретились в итоге только сейчас, в Питере, — и встреча вылилась в форменный паб-кролл. Причем в буквальном смысле: не покидая улицы Рубинштейна, Вадим с Ломом перебрались из «британского» паба «The Telegraph» в «ирландский» паб «Mollie’s» — а отметившись в низкопоклонстве перед островитянами и ихними молтами, засели (здесь же, через несколько домов) в простецком «Проекте». Впрочем, при неброскости своей, едва не переходящей в занюханность, этот кабак был, по Илюхиным словам, не лишен культовости: Лом здесь не только самолично наблюдал разнообразных питерских кинодеятелей, вроде режиссера Рогожкина, но и пивал с некоторыми из них — в том числе фирменного подогретого пива с корицей, которым они сейчас догонялись с Вадимом.
Лом рассказал, как сиживал он тут, в частности, годик тому с другим режиссером — Макаром Ильиным, заочно известным и уважаемым Вадимом за совершенно беспредельную угольно-черную комедию по сценарию Кости Мурзенко, сработанную в веселое и странное преддефолтное время (97-й — первая половина 98-го), когда в мертвой, усыпанной сухими костями пустыне русского кино вдруг что-то зашебуршало, закопошилось, загомонило… На студии Горького, возглавляемой молодым экс-режиссером, молодые энтузиасты «пакетами» мастерили жанровые самоделки за сто тыщ баксов каждый (с расчетом на культовость и видеопродажи — в отсутствие-то кинопроката), отвязанные ребята вроде Ильина пошли выдавать лихое «тарантинное» стебалово — жить ни с того ни с сего стало довольно интересно… И было интересно — аж несколько месяцев, аккурат до приснопамятного августа, когда рубль спикировал, в Москве к ужасу едва оперившихся япписов закрылись все модные кофейни, на студиях позарубали девяносто процентов проектов, а идеолог молодого кино, украв еще остававшиеся на Горького деньги, удрал в Америку.
С тех, еще совсем недавних, казалось бы, пор прошло — как вдруг обнаружилось — уже порядком лет. За это время московские япписы не только наверстали свое, но и поголовно покрылись шоколадом по всей поверхности распертого им же изнутри тела, народившийся миддл-класс повалил в открывшиеся кинотеатры, на студиях вместо стебовых ужастиков за сто тысяч снимались патриотические боевики (по прямому заказу ФСБ) и костюмные детективы за десять лимонов, а Макар Ильин, большой бородатый печальный дядя, жаловался Лому, что клепает теперь многосерийные ретро-мелодрамы (про офицеров шестидесятых) и помирает с тоски.
А теперь сам Лом в том же «Проекте» вслух, все меньше контролируя громкость, поражался: раньше-то он и помыслить не мог, что будет вспоминать девяностые с ностальгией; и мрачно прикидывал, до какой же степени должно было все деградировать — чтобы то паскудное и стыдное десятилетие, «в реальном времени» воспринимавшееся пределом падения, нижней точкой цикла, полярной ночью, худшим из возможных периодов, после которого, однако, возможны лишь улучшение и подъем, в ретроспективе показалось, надо же, последними светлыми деньками.
Вадим хмыкал, тянул теплое пиво и, медленно, но неуклонно косея, думал, что ему, родившемуся в 75-м, в год «Союза-Аполлона», на пике застоя, пришлось быть осмысленным свидетелем уже трех советско-российских десятилетий (не считая семидесятых — там теплилось детство, чуждое какому-либо анализу) — и ни одно из них не вызывало ничего, кроме стыда и омерзения. При всей их разнице.
От восьмидесятых — второй то бишь их половины — у Вадима осталось ощущение нестерпимой пошлятины: визгливой, подлой, агрессивно навязывающей себя, канифолящей мозги до полной невменяемости. Одновременно уперто-истеричной, хрипло-горластой, не допускающей сомнений в собственной правоте — и приторно-фальшивой, нагло-прохиндейской, с какой разводят лоха на улице. Все, что тогда происходило — а происходило невероятно много, оглушая дикой и неотвязной звуковой мешаниной, — роднили именно глупость, пошлость и надрыв. Так что педерастическое мяуканье какого-нибудь «Сладкого (или „Ласкового“?) мая» совершенно логично слиплось в Вадимовой памяти в один ослизлый ком с запредельными по смеси апломба, банальности и хамского вранья речами-статьями перестроечных либералов (впрочем, противники их стоили), а уголовно-фарцовая стилистика «второго нэпа», позднесоветского «кооперативного» капитализма — с косноязычно-пафосными, дебильно-пламенными гимнами «русских рокеров», всех этих шевчуков, кинчевых и борзыкиных…