Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»
Шрифт:
— Ииииииииимммммммммммммм! Гоооооооо! Оооодддд! — Откуда-то сверху донёсся крик Обби. Она шмякнулась Тиму на голову и, вытянув шею, с беспокойством заглянула в его глаза: — Кхе-кхе, Тим, я видела Город. Нам с тобой стоит только пересечь его, и, я уверена, мы дойдём до Вечной Рощи, найдём Вечный дуб, зажжём Неугасимую свечу и с помощью этого пламени освободим от яда Даню и тебя! Кхе, Тимочка, миленький, ну найди в себе силы, вставай, пойдём! Мы должны идти!
Тим не слышал её. Огрызок корня от неловкого приземления Обби вывалился изо рта, глаза мальчика тут же закрылись, и голова упала прямиком на правое плечо, на самое больное место, где выступили росинки крови на игольчатых лепестках. Тим и не почувствовал, как Обби, жалобно причитая, уложила его в кем-то брошенную на обочине вихлястую тележку, а потом покатила её по рыхлой песочной
Колёса запрыгала по щербатой мостовой, и Тим пришёл в себя. Увидев, что Обби совершенно выбилась из сил, он нехотя слез с тележки. Мальчик совсем не удивился тому, что маленькая лебедь, действуя при помощи не очень-то ловких крыльев, умудрилась доставить его в Город. Тим едва не буркнул ей: «Остались бы лучше в лесу, по крайней мере, выспались по-человечески. Кто нас ждёт в этом Городе?», но в его затуманенной голове чудом родилась трезвая мысль: сейчас ему лучше говорить противоположное тому, что вертится на языке. Тим шёл мрачный, не глядя на встревоженную Обби, которая старалась навеять прохладу своими большими крыльями на его разгорячённое лицо, двигая ими словно лопастями большого вентилятора.
Город состоял всего из нескольких улочек, без ума перепутавшихся друг с другом. Тёмные и облупленные дома — ни один из них не был выше четырёх этажей — стояли вразнобой: некоторые сбежались вместе, словно замышляли что-то, другие разошлись в разные стороны, повернулись друг к другу глухими стенками. На окнах не было ни штор, ни занавесок, отчего казалось, что красные лучи закатного солнца насквозь пробивают дома, испепеляя жильцов. По нахмуренным улицам рыскал ветер, стучал в форточки, как недобрый гость, опрокидывал урны и раскидывал мусор, злобно царапал ветками деревьев железные крыши. Пахло пылью и кислой плесенью. Тим подумал: «Похоже, в Городе живёт малопривлекательный народец. Здесь не ходят друг к другу в гости, едят вяленую рыбу на завтрак, обед и ужин, разводят мохноногих пауков по тёмным углам и помнят только свои страхи». Однако, зная, как может испугаться от таких слов Обби, он вновь промолчал. Обби сама подала голос:
— Наверное, мы пришли в Город не в Добрый час, когда по его улицам не гуляют добрые люди. Лучше бы нам никого не встречать.
Как раз в это время из-за угла, шаркая деревянными сандалиями, показался горожанин. Невысокий горбун приостановился, глядя сквозь друзей, как слепой. Он был согнут так, что щетина его подбородка протёрла белое пятнышко на пряжке брючного ремня.
— Чего сюда примчались ветер пинать? — Прошамкал он. — Убирались бы по добру — по здорову! — И отправился дальше, раскачивая тяжёлым горбом, будто нёс на нём поклажу.
Тим сжал кулаки.
— Успокойся, Тим, — Обби заговорила как можно ласковее. — Симпатягой его не назовёшь, но ничего плохого он нам пока не сделал, — и уже совсем тихо попросила: — Не поддавайся яду, Тим. Нам осталась не так долго идти до Знича.
У Тима вертелось на языке: «А ты лучше помолчи и придержи свои замечания про запас!» Но он только улыбнулся, как может улыбнуться человек проглотивший ложку уксуса.
— Посмотри, Тим, вот так фонтан! — Испуганно воскликнула птица.
На круглой площадке, огороженной невысоким бордюрчиком, нелепо замерли серебряные павлины, страусы и фламинго — чёрные, как закопчённые кастрюли. Когда-то это был чудесный фонтан, который очень любили дети, но сейчас от птиц с отломанными крыльями, с перебитыми чей-то варварской рукой шеями, хотелось быстрее отвести глаза. Когда-то из позолоченных клювиков лились струйки и вместе с ними звучали свист и щебет, но сейчас из них вырывалось бессильное перханье вместе с песком. Когда-то маленькие горожане ловили разноцветные брызги, но теперь к павлинам, страусам, фламинго давным-давно никто не подходил, и, забытые, они грустно ржавели. — Тим, а ведь это полинялое чудище было когда-то цирком Шапито! — воскликнула Обби и указала на перекошенный брезентовый шатёр. В нескольких местах грубый материал купола порвался, и оборвыши глухо хлопали на ветру. — Какие странные звуки. Как аплодисменты призраков.
— Даже лошадьми не пахнет, тоже мне цирк! Здесь несколько лет не смеялись люди!
— Значит, в этом городе нет и детей. Город горбунов, печали и страхов. Бр-р-р! —
Через два часа блужданий обессиленные друзья добрались до серого здания, на котором висела табличка «Хотель». Они открыли дверь такую тяжёлую, будто специально сделанную для того, чтобы желание открывать её возникало как можно реже, и оказались в душном холле. За конторкой сидел горбатый администратор. Его вытянутый череп напоминал гигантское куриное яйцо, на котором сияли брови и усы, будто наведённые мыльной пеной. Серые стены скрашивал только портрет смеющейся девочки с солнечно сияющей косой. Красавицей назвать её было нельзя, но при взгляде на бойкие глаза, на то, как она держала большое красное яблоко, словно играла с кем-то — попробуй отними! — готовая тут же улепетнуть от преследователя, хотелось рассмеяться и подружиться с ней.
У Тима кружилась голова, мысли путались. Увидев кожаное кресло, он с облегчением упал в него и забылся. Вести переговоры с неприветливым администратором, поглядывающим из-за невысокой конторки, выпало Обби.
— Скажите, пожалуйста, мы можем рассчитывать на приют под вашей крышей? — Спросила она, вежливо изогнув свою красивую длинную шейку и покачивая зелёными волосиками.
Администратор едва кивнул и заскрипел пером, заполняя служебные бланки. Но вдруг подскочил, выпрямился, насколько это позволял ему горб, завертел носом, парусом торчащим на его худом лице.
— Боже мой! Как давно я не нюхал ничего подобного! — Воскликнул он неожиданным для его скромной комплекции басом. — Милая барышня, вы, видимо, прилетели к нам прямо из рая! Для нас — слепородов — любой человек с другой земли, вы понимаете меня — с другой — кажется жителем рая. Как изумительно пахнете вы и ваш утомлённый друг! Я уловил огуречный запах честности, мятный запах верности. О! Присутствуют и изысканные ванильные ноты нежного чувства друг к другу. В наше время — это такая редкость! Арбузной свежестью веет от ваших помыслов, они чисты и прекрасны, как запах свежей травы, клевера, кашки и колокольчиков — да, именно колокольчиков — после дождя. Боже мой, какой сильный запах укропа и петрушки — голубушка, да вы не прочь пошутить, причём даже над собой! — Администратор продолжал вертеть головой, его полумёртвое лицо оживилось счастливой улыбкой. — Сударыня, поскольку у всех существ с таким ароматом душа открыта даже для таких сирых и убогих, как я, то без особых церемоний я назову вам своё имя. Разрешите представиться! Меня зовут Родион. А ваше, ваше имя я готов угадать сам, — администратор вышел из-за конторки, чтобы двумя руками пожать крылышко Обби.
— Как же вы угадаете? — Опешила она.
— Исключительно по аромату я определю ваше имя, милая барышня! — Церемонно поклонился Родион.
Обби пожалела, что на пути не повстречалось озеро, и ей не удалось привести себя в порядок так тщательно, как учила её бабушка.
— В вашем имени я слышу аромат ландышей! — Голос Родиона стал грустным. — От имени моей дочки тоже исходил этот нежный аромат, — администратор быстро взглянул на портрет девочки с яблоком. — Я вижу, как трепетно дрожат крошечные головки ландыша — да, в вашем имени должна присутствовать буква О. Она прозрачна, в неё можно заглянуть, и узнать то, что находится за границами этого мира. О — это отверстие, вход в иное. Аромат ландыша уносит человеческую душу в высшие сферы, где нет места злым и нелюбопытным. О, милая барышня, я уверен, вы ещё и сами не знаете, какая удивительная тайна скрывается в вас! Вы разумны, вы очень разумны, моя милая. Ваша логика имеет одновременно сдержанный и насыщенный аромат р-р-ррозы. Значит, и буква Р присутствует в Вашем имени! И конечно, буква И! Или даже две буквы И! И — и ещё раз И! Это соединяющая всех добрая буква И! Об этом мне шепнул аромат пирожков с капустой! Должно быть, вы очень любите покушать!
— Что вы говорите, — смутилась Обби, — я не ела пирожки с капустой уже целую вечность. — Это не имеет никакого значения! От вас просто очень уютно пахнет пирожками с капустой. А ещё, милая барышня, в вашем замечательном имени спряталась победа! Да, именно поэтому звучат ноты нагретых солнцем лепестков шиповника! Стало быть, удача будет сопутствовать вам во всём! Какое замечательное имя получилось у вас — Ори-ника! Ах, как много говорит оно моему сердцу! — И Родион сглотнул слёзы.
Обби было уже открыла клюв, чтобы сказать, что он ошибается, что она никогда в жизни не слыхала такого имени — Ориника, но решила не огорчать чувствительного администратора.