Тимур и его команда и вампиры
Шрифт:
— Боюсь, милостивый государь, наш разговор принимает нежелательное и недостойное нашего возраста направление!
Арман эффектно размахнулся — жаль, как жаль, что его сейчас никто не видит! — лезвие косы со свистом обрушилось вниз — туда, где мрак был особенно плотным и теплым. Раздался короткий вскрик, затем тяжелый глухой удар. Арман притянул к себе оружие, осторожно провел языком по острому лезвию — и ощутил вкус теплой крови. Этот вкус бодрил, опьянял. Кружил голову, как невесомые пузырьки в бокале шампанского!
Чары непроглядного мрака развеялись. Цвета и краски вернулись в мир.
Пол
Арман справился с искушением, осторожно обогнул опасную лужу — на его пути больше нет преград. Впереди его ждет прекрасный, романтический вечер!
Придется заглянуть в дом — отыскать и изъять фотографии настоящего Гореева. Выдирать толстые картонные листы со снимками Арман не стал, а забрал с собой весь потрепанный, толстый фотоальбом. Не то чтобы его умиляли дачники в соломенных шляпах и виды природы — просто он привык доводить начатое до конца.
Бросил взгляд на комод — там позабыли открытой старинную табакерку. Он аккуратно закрыл крышку — внутри хранилась пыль особого кристалла. С ее помощью опытный враг и напустил в амбар непроглядного мрака — но уловка не сработала!
Арман рассмеялся и в знак собственного триумфа оставил шпагу на подставке для тростей. Оружие больше не понадобится — при благорасположении судьбы он будет на пути из опасной и непонятной страны раньше, чем встанет солнце. Вампир мечтательно улыбнулся, шагнул к старомодной этажерке, на которой стоял патефон. Прочитал название на красном кружке — ярлыке пластинки:
«Опера „Красногвардейцы“. Ария старого партизана в исп. Т. Т. Стечкина». Его затянутая в перчатку рука бережно опустила иглу на черный диск.
Патефон старчески скрипнул и запел:
За тучами опять померкнула луна. Я третью ночь не сплю в глухом дозоре. Ползут в тиши враги. Не спи, моя страна! Я стар. Я слаб. О, горе мне… о, горе! [20]Глава 13
Сверкающий черный мотоцикл остановился у калитки Александровых, водитель дал пронзительный сигнал. Так и не помирившись с младшей сестрой, Ольга набросила на плечи ажурную шаль, подхватила обернутый в бумагу букет и побежала на улицу.
20
Повесть
Укатила в темноту и неизвестность вместе с таинственным поклонником.
«Мучительница!» — младшая молча смотрела вслед Ольге. Пару раз всхлипнула, но потом передумала плакать. Нет в слезах ни пользы, ни смысла.
Женька решила сама написать отцу. Открыла шпилькой ящик, в котором Ольга хранила бланки специальных телеграмм, устроилась за столом.
Послюнявила кончик химического карандаша, написала:
«Папочка! Пожалуйста, приезжай скорее. Мне, твоей Женьке, очень-очень плохо!»
Фиолетовые буквы разъезжались вкривь и вкось. Женька оперлась щекой на руку и нервно грызла кончик карандаша. Нет! Было бы письмо — тогда другое дело. Телеграммы так не пишут. Тем более нельзя отправлять такие телеграммы на фронт. Она старательно изорвала листок, бросила клочки за окно — они разлетелись в темноте белыми птицами. Евгения включила лампу, пододвинула новый бланк, задумалась:
«Папа приезжай скорее очень ждем целуем Женя Оля».
Вложила листок в надписанный конверт, наспех зашила матроску, выбежала на улицу. Следовало свернуть на почту — но вдруг ей стало страшно.
Ночь успела занять поселок внезапно, как вражеская армия. На соседней улице выла сирена скорой помощи, сигналили милицейские машины. В клубах пыли промчался мимо мотоцикл участкового, по заборам скользили странные и непонятные черные тени. Скрипели калитки, заходились лаем собаки, кричали и ругались возмущенные хозяйки, по дворам уверенно шагали люди в форме.
Женька сделала шаг назад — ей незачем самой бежать на почту. Можно попросить военных отправить телеграмму отцу из комендатуры. Так получится даже быстрее!
Старого профессора увезли в карете скорой помощи под вой сирены, хотя врач с сомнением покачал головой, захлопывая двери за носилками. Напротив дома Колокольниковых осталась только большая черная машина с какими-то особенными номерами. На капоте была расстелена подробная карта дачного поселка, испещренная значками и пометками, над картой склонялись два человека в форме офицеров НКВД, третий светил им мощным армейским фонариком. Участковый слез с мотоциклетки и предупредительно кашлянул:
— Я извиняюсь, который тут будет товарищ Трошин?
— Слушаю вас внимательно! — От машины отделился человек в форме старшего майора НКВД.
Солидное звание — по нынешним красноармейским должностям пересчитать — комдив. Считай, целый полковник. «Если же по-старому, по-чиновному взять… — Павел Карпович уважительно задумался, — статский советник? Нет, это он хватил. Хотя, как посмотреть — спец (!) отдел НКВД. Пожалуй, что коллежский, никак не меньше!»
Впрочем, несмотря на обритую под ноль голову и щеточку рыжеватых усов, обладатель солидного звания выглядел вызывающе молодо. Ясно, что партийный выдвиженец, много ли такой, без опыта по сыскной части, наработает?