Тимьян и клевер
Шрифт:
Внутри оказалось довольно светло. Те же сияющие камни, но уже не только голубые, но и жёлтые, белые, красные, складывались в занятную мозаику на потолке, которая изображала то ли расплющенных рыб, то ли живописные кляксы. Мерроу наконец отпустила руку Киллиана и позволила ему плыть самому. Получалось это не слишком хорошо – что-то всё время тянуло его вверх, буквально прибивая к потолку пещеры.
Вскоре длинный извилистый коридор вывел в грот – просторный, светлый. Белых и голубых камней здесь было куда больше, и поэтому даже вода казалась прохладнее. Дно плотно устилали чёрные мохнатые водоросли вперемешку с диковинными красными и розовыми шипастыми шарами.
А ровно
– Что ж, теперь говори, – приказала она. – Здесь нас никто не услышит.
Киллиан, неловко взмахнув руками, подплыл к ней поближе и, тщательно отмеряя дозу сомнения и неуверенности в голосе, произнёс:
– Точно не услышит? Обычный грот вроде бы…
– Обычный? – Бридин надулась. – Чтоб ты знал, я тридцать лет собирала светец-камни, а где светец-камень есть – там чужие чары развеиваются. Чтоб нас подслушать, твоему колдуну бы пришлось лично сюда приплыть. Так что говори, не бойся.
Она протянула руку и помогла Киллиану усесться рядышком, на крышку сундука. На ощупь полупрозрачный камень оказался тёплым, мягким и слегка шершавым, точно кожа.
– …Айвор хочет обмануть вас.
– Я так и знала! – взвилась Бридин, и лицо её перекосилось от ярости пополам с досадою. – Вот негодяй, прохвост, плут вилявый! Я, как этого пройдоху лукавого увидела, сразу поняла, что добра не жди!.. Гм. А ты-то что меня предупреждать полез?
И Киллиан понял, что вот он – тот самый трудный момент, о котором предупреждала Уэни. Хоть ответ и был заранее приготовлен, но сейчас казалось, что он прозвучит надуманно, неловко, фальшиво…
– Я… – Киллиан запнулся. В голове крутились наставления Айвора, наспех заученные фразы, аргументы и заверения, но с языка ни одно слово не шло. – Я… то есть вы… вы… – Он почувствовал, что щёки и скулы у него заливает краска – сущее проклятие всех светлокожих людей, неудобное наследство от изнеженной бабки-англичанки. Бридин заинтересовано привстала и придвинулась, налегая грудью на его плечо. Собственный пиджак показался ему вдруг ужасно тонким, не плотнее шёлкового платка. – Вы… вы такая нео… необыкновенная, Бридин! – ляпнул Киллиан, в последний момент успев проглотить позорное «неодетая».
Мерроу вздрогнула – и улыбнулась неожиданно робко, заливаясь нежным румянцем.
– Я?
– Вы! – горячо заверил ее Киллиан, которому отступать было уже некуда. – Когда вы появились на пороге, я просто дар речи потерял! И вы ведь спасли мне жизнь! А Айвор так грубо с вами разговаривал, он совсем не джентльмен! Знаете, Бридин, я сейчас не могу толком слова подобрать. Всё кажется мне неуместным, но вы… вы! Мне трудно сохранять спокойствие рядом с вами! – выпалил он и подумал, что всё это – чистая правда, как ни крути, и в том-то и самый смех.
Бридин, кажется, совсем растерялась. Но потом возраст и природная хитрость мерроу всё же взяли своё, и она, одёрнув рубаху пониже, произнесла – не слишком, правда, уверенно:
– Что ж… Это меняет всё. Знаешь, милый, я не очень-то люблю людей, но совсем другое дело – когда люди любят меня. Не могу же я теперь тебя просто утопить? Это будет непорядочно.
Киллиан едва не поперхнулся жемчужиной.
«Вообще-то это будет просто трагедия. Для меня».
– А я не могу допустить, чтобы Айвор обманул вас… тебя, – сказал он так проникновенно, как только мог, и придвинулся к Бридин поближе. Ему уже стало ясно, как поместить волшебную жемчужину мерроу под язык, а заодно и хоть на один вечер утереть нос компаньону с его амурными историями. – Ты ведь – словно богиня, Бридин, милая Бридин! Твоя красота,
Пока он сбивчиво говорил, вспоминая, что за чушь несёт Айвор, обхаживая легковерных красоток, Бридин медленно склонялась к его лицу. Ресницы её трепетали, словно крылышки мотыльков, а губы были слегка приоткрыты, подобно бутону розы – любой столичный поэт удавился бы на струне от собственной лиры, если б увидел. А когда прозвучали последние слова, мерроу закрыла глаза и слегка откинула голову.
Тут уж бы и полный дурак, никогда в жизни не видевший юных прелестниц, сообразил бы, что делать, а Киллиан таким дураком не был.
«И не смог бы стать, если б даже и захотел, с таким-то хвастливым компаньоном и его бесконечными историями», – мрачно подумал он, перекатил жемчужинку на языке – и, зажмурившись на всякий случай, приник к губам Бридин.
…Ощущение у него было, словно он целуется с огромной живой селёдкой, которая к тому же всё время пытается его съесть. Правда, язычок у Бридин оказался гибкий и умелый, а губы – мягкие и тёплые, но от неё так несло сырой рыбой, что всё удовольствие пропадало напрочь. Да к тому же она постоянно прихватывала его кожу зубами, и весьма чувствительно, однажды даже прокусив губу до крови. И когда Киллиан осторожно проталкивал языком жемчужину в чужой рот, не забывая с должным пылом стискивать плечи Бридин и оглаживать тонкую талию, то в голове постоянно вертелось:
«Вот если Бридин сейчас сомкнёт зубы!..»
И ещё:
«Как бы она эту жемчужину не проглотила совсем».
Но обошлось.
Бридин, кажется, сама не поняла, что случилось, просто начала заваливаться на бок. Киллиан осторожно подхватил её, уложил на дно, на пышные чёрные водоросли, и, немного смущаясь, поправил жемчужинку во рту, переместив её точно под язык.
«А то ещё проснётся не вовремя».
Дальше было ещё легче. Ключ от сундука Бридин носила на шее, на цепочке – как и рассказывала Уэни. С замком Киллиан разобрался быстро, а вот с тяжёлой крышкой пришлось повозиться – он не сразу догадался, что она не откидывается, а сдвигается в сторону. И чего только не было внутри! И роскошные парчовые платья, изрядно попорченные солёной водой; и монеты россыпью – сплошь золотые или медные, ни одной серебряной; и причудливые запечатанные бутыли – в некоторых проглядывались очертания свитков, другие были полны густого вина; и черепа – человеческие и звериные, истончённые временем до пергаментной хрупкости; и драгоценности – тиары и диадемы, ожерелья и цепочки, бесчисленные кольца, серьги и кулоны, браслеты и броши… Искомое обнаружилось лишь на самом дне, в рыхлом слое крупного морского жемчуга – небольшой золотой нож, завёрнутый в мягкую бархатистую ткань, которая оставалась сухой даже на дне морском.
– Вот полдела и сделано, – пробормотал Киллиан, разглядывая находку. Самый простой нож, без украшений – без чеканки, без инкрустации, с крестообразной гардой, лезвие острое только с одной стороны. Одно было необычным – вес: руку оттягивало книзу так, словно приходилось нести ведро с водой. – Осталось только ларец найти.
Уэни уверяла, что главное сокровище Бридин находится «в сияющем гроте с большим сундуком посередине», в небольшой выемке в одной из стен. Киллиан, привязав накрепко нож к поясу бечёвкой, принялся обследовать грот. И сразу же обнаружилось, что плавать стало гораздо сложнее. Неимоверная тяжесть ножа утягивала на дно, а руки и ноги уставали гораздо быстрее. Поразмыслив, Киллиан скинул второй сапог и снял пиджак: