Тимьян и клевер
Шрифт:
«…Я хотела бы увидеть тебя взрослым. Но буду счастлива тем, что ты запомнишь меня молодой».
На этом дагерротипе были запечатлены двое – измождённая, некрасивая женщина в тёмных одеждах и мальчик в матросском костюмчике. Размытое изображение не позволяло различить ни черты лица, ни детали наряда, и оставалось только гадать, кого запечатлела давным-давно рука неведомого мастера. На другом портрете мальчик выглядел уже старше и носил скучные серые брюки с рубашкой и жилетом. На третьем – юноша стоял, придерживая за поводья норовистого коня, и улыбался…
«Уильям
С ребёнком или с полнокровным юношей с третьего портрета женщина не имела ничего общего. А вот нынешний Уильям, исхудавший почти до костей, мог бы сойти за её близнеца.
«Скорее всего, она умерла, – пронеслось у Киллиана в голове, а следующая мысль, логичная и естественная, оставила неприятное ощущение: – Может, это всё же редкая наследственная болезнь?»
Если бы он оказался прав, то вылечить Уильяма было бы невозможно ни за семь, ни за семьдесят семь дней.
И тогда Этайнин лишилась бы глаз.
«Не позволю, – подумал он спокойно, хотя вместо желудка у него по ощущениям вдруг появился холодный склизкий комок. – У меня уйма времени. Целая неделя. Я справлюсь».
Несмотря на всю свою решительность, Киллиан не сумел отыскать ни намёка на то, что наследника Далтонов околдовали. Ни знака, начертанного под кроватью в пыли, ни завязанного узлом корешка под перинами, ни ржавого ножа, ни ядовитых трав в изголовье, ни лошадиного копыта в тайнике под полом. Уильям ни разу не проснулся. Только однажды пробормотал в забытьи: «Как же горько, горько… Убери!» – и сразу же умолк, погружаясь ещё глубже в беспамятство.
Уже перед самым уходом Киллиан припомнил всё, что слышал от компаньона и других колдунов, и срезал прядь волос больного, а затем покинул наконец душную спальню.
Оскар Линч поджидал снаружи.
– Вы закончили? – осведомился он. В руках у него был поднос, на котором стоял графин с питьём – горячим, судя по пару.
– Да, пожалуй. Собираюсь вернуться завтра, около одиннадцати, – безмятежно ответил Киллиан. Конверт с прядью волос жёг карман – к счастью, лишь в переносном смысле.
– Тогда я велю слугам проводить вас… Впрочем, постойте. – Оскар шагнул в спальню и через полминуты вернулся уже без графина. – Настой всё равно должен остыть, доктор О’Пэрри велел подавать его чуть тёплым. Я сам вас провожу.
– Не стоит, я…
– Дом старинный, – мягко улыбнулся Оскар и взял его под руку, точно девицу, крепко стиснув пальцами предплечье. Хватка оказалась что стальные клещи. – Некоторые коридоры кончаются тупиками. Вы можете заблудиться с непривычки.
Уж что-что, а отличать приказы от вежливых предложений Киллиан умел – спасибо компаньону. А потому сопротивляться не стал. Проводник его шёл молча, вопреки ожиданиям, и не пытался даже ради приличия завести светскую беседу.
Это наводило на тревожные мысли.
«Либо я ему не нравлюсь, потому что похож на шарлатана, – раздумывал Киллиан. – Неприятно, однако вполне ожидаемо.
Уже за воротами Оскар наконец-то отпустил его, оставив – разумеется, случайно – пару синяков на память. Прощаясь, он поинтересовался, когда-де «мистера Флаэрти» ждать назавтра, и затем скрылся во внутреннем дворе, направляясь явно не к той двери, через которую вывел гостя.
Хотя на слежку ничто даже и не намекало, сперва Киллиан всё равно направился в противоположную сторону от обычного своего маршрута, а затем резко свернул с дороги, перемахнул через невысокую ограду и пробежал сквозь полузаросший сад. С другой стороны ограда оказалась повыше, зато и квартал – победнее, с более плотно примыкающими друг к другу домами. Затеряться там и сбить с толку погоню сумел бы и ребёнок.
Попетляв немного, Киллиан вернулся опять к владениям Далтонов и принялся наблюдать издали. Через мучительных полтора часа, когда терпение почти иссякло, он наконец дождался: из калитки вышла молодая, очень усталая женщина лет тридцати в коричневом платье служанки и с огромной корзиной, постояла немного на месте, глазея на туман над городом, зевнула в плечо, а затем поплелась вниз по улице в сторону рынка.
Время было довольно позднее для торговли – половина второго, и многие прилавки пустовали. Те продавцы, что ещё оставались на местах, явно собирались уже сворачиваться. Зато скупые хозяйки могли ухватить пучок зелени подешевле, фунт-другой овощей, которые назавтра станут уже вялыми, или слегка заветренную рыбу. Служанке Далтонов, судя по кислому выражению лица, вряд ли нравилось подобное скряжничество. Но корзину она наполняла сноровисто, да и продавцов знала. Многие приветливо здоровались с нею или шутили – знать, привыкли видеть её в такое время.
Дождавшись, пока служанка закончит делать покупки и побредёт обратно к дому, Киллиан свернул на боковой проулок – и выскочил аккурат перед нею.
Разумеется, чуть не сбил её с ног.
Разумеется, заставил выронить корзину.
Разумеется, рассыпался в извинениях и, словно бы припомнив, что бедная женщина работает на Далтонов, представился, рассказал об утреннем своём визите и предложил помощь.
Чужаку служанка – её звали Мэгги – возможно, и отказала бы, но обаятельному «доктору», нанятому мистером Далтоном, возразить не смогла.
К особняку возвращались медленно, не торопясь. Сливочно-густой туман, в котором вязли звуки шагов, располагал к откровенности. Киллиан успел рассказать, что родом он из глубинки, а отец его владеет небольшим кусочком земли – не уточняя, впрочем, размер этого «кусочка», а также количество наёмных работников, размер годового дохода и прочие незначительные подробности. Служанка вскоре почувствовала себя свободнее, и беседа потекла живее.
Заговорили и о болезни Уильяма.
– А что, неужели и ты думаешь, что это сглаз? – словно бы между прочим поинтересовался Киллиан. – Уж скорее, на болезнь похоже. Матушка Уильяма, случаем, не оттого же умерла? – добавил он осторожно, вовсе не уверенный в своём предположении.