Тина
Шрифт:
«Опять Инку повело философствовать. Надолго?» – сердито подумала Жанна и будто отключилась.
– …Оказывается, Кирилл любил меня бог знает сколько, – донеслось до Жанны. Она среагировала на имя Кирилл. – В этот момент я ненавидела его за эту незваную, непрошенную любовь, наверное, потому что косвенно посчитала себя виновной в его беде и в несчастье Тины.
…Кирилл еще не совсем пришел в себя, стоял, опустив голову и я, воспользовавшись этим, отступила в тень дома. Он, кажется, не заметил моего ухода и продолжал стоять, задумавшись, возможно потрясенный своей откровенностью.
Когда жизнь не оправдывает наших ожиданий, в конце концов… мы уверяемся, что не имеем к ней никакого отношения, и что она не нужна нам такая. А ведь это глупо. Жить – уже счастье… даже если приходится преодолевать и побеждать отчаяние и депрессию. Конечно, не в моих правилах отвечать за чужие страдания, но тут… получалось, чем больше мук, тем крепче чувства? Тогда я как бы внезапно для себя открыла Кирилла заново. Раньше я считала, что для женщин самое главное в жизни – любовь, а для мужчин работа.
– Я думаю мужчины – не исключение из общего правила, – грустно пошутила Жанна, чтобы разрядить обстановку. Она, похоже, было довольна простотой своего объяснения.
– Кто бы мог подумать такое о Кирилле? Видишь, как все обернулось. Я ведь тоже не железная. Вот так насмотришься на чужие жизни… и впрямь может прийти в голову, что тайна ее не в радости, а в страдании. Счастливое пролетает мгновенно, а страдания продолжаются вечно... Не говори никому о признании Кирилла.
– Я слышала, что мужчины умеют хранить чужие тайны, а женщины – свои, – рассмеялась Жанна.
– Ты умеешь молчать, иначе бы я с тобой не поделилась. Думаешь, Тина догадывалась, а может, даже наверняка знала о влюбленности мужа?.. Демон ревности, странный и страшный, а она мне ни сном ни духом… Бедная, – со скорбной интонацией сказала Инна.
«В старинных книгах писали: «Боль проникла до самой амальгамы ее души?» – печально вспомнила Жанна. Ее ошарашила и утомила неожиданная тайна. И она, желая пресечь дальнейший поток излияний Инны, вяло спросила:
– А с работой у Тины как было?
– Ходить по трупам не умела, расталкивать всех локтями – тоже. Не про нее все это. Сама знаешь, не было в ней стервозности, коробило ее от грубости и несправедливости. Затирали ее поначалу. Но профессия ее выдрессировала, в работе она была въедлива, старательна, никогда никого не подводила, и это было замечено. Хотя годы и ей наступают на пятки, и уже чувствует она иногда недалекое эхо старческих недугов, но пока работает.
– А Кирилл? – неожиданно для себя вслух произнесла Жанна, хотя была бы рада больше не возвращаться к разговору о нем.
– Так нет его вот уже как десять лет. Через неделю после того странного объяснения ушел из жизни. Так сказать, покинул ненавистную пристань… нашу прекрасную родную землю. Наверное, предчувствовал. Может, потому так упорно возвращался к теме смерти в моей последней с ним беседе. Она прямо-таки просилась в наш разговор… Кирилл, будто ощущал уплотняющиеся над ним облака безысходности, чувствовал движение времени, утекающего прочь от пережитого… в молчание, в пустоту…
Чувство утраты – огромной, невозвратной – обрушилось на Жанну. Она буквально остолбенела от нахлынувших чувств. Инна продолжала говорить, но Жанна ее не слышала.
«О каком долголетии вообще может идти речь при таком уровне взаимоотношений в семьях? То беспробудно пьют, то ежедневно ругаются, оскорбляют друг друга. Никакого терпения добрейших Тин и мудрейших Александров, рано понявших, что лучшего счастья, чем хорошая семья не бывает, на всех не хватит, – подумала Аня, внимательно прослушавшая историю жизни сокурсника. – Поздно на пороге небытия задавать себе вопрос: «Так ли я жил?» Надо на протяжении всей жизни спрашивать себя: «Правильно ли я живу?»
– …Я тоже провожала Кирилла в последний путь. Шел дождь. В лицо дул сильный северный ветер. Природа оплакивала его уход злыми ледяными слезами. Как ни странно, в уголках губ Кирилла пряталась улыбка, словно он был доволен, что наконец-то все закончилось. Может, и правда сжалился над ним Всевышний, вот и распорядился... Что тут поделаешь... Говорят, не только браки, но и вообще все наши судьбы там, на небесах заранее расписываются, а мы их только глупо ломаем и укорачиваем… Возможно, это очередная выдумка церкви…
– Так он что, умер? И все твои претензии к нему – ерунда, потому что его уже нет? – тихо переспросила Жанна и как-то странно охнула.
Ей, наконец-то дошел смысл всего сказанного Инной. Неожиданно тяжелым камнем на ее сердце навалилась печаль и придавила, не давая свободно дышать. Инна удивленно замолчала. Жанна тихонько встала и засеменила на кухню за нитроглицерином. Наглотавшись лекарств, она заторможено подумала: «Надо же было такому случиться, не ожидала я от себя бурной реакции. Никогда не знаешь, как на тебя подействует смерть того или иного человека. Сердце притворяться не умеет. Может, я не должна была его отпускать… прогонять? Со мной он был бы жив…»
– …Когда я узнала о последней выходке Кирилла, мороз по коже долго пробирал, ступор не отпускал. Не могла вырваться из чувства вины. Будто невольно добила его… Каждый человек живет и уходит под свою музыку. Только любовь и долг способны укрепить нас в трудную минуту. И они же удерживают нас на этой грешной земле. А Кирилла уже ничто не держало.
И вдруг в какой-то момент я со стыдом почувствовала, что Тину мне все равно жальче Кирилла… Такая вот странная арифметика… Его уже нет, а я никак не могу простить ему Тины. Живых надо щадить… И все равно его, непутевого, жалко… Я не наблюдала в нем деменции, спутанного сознания, но по сути дела он тогда уже был немолодым, слабым, потерянным беззащитным… И проблемы у него были не глобальные, но общечеловеческие, всем понятные. А вот их причины… Если бы я их знала, скорее прощала… А я на него кричала. Да что уж теперь… В лунном свете и пыль прекрасна.