Типы лидеров

Браун Арчи

Вопрос оценки деятельности демократических лидеров после выборов еще более важен, чем оба вышеупомянутых. Действительно ли главы правительств демократических стран стали за последние годы авторитарнее? Оправданны ли призывы предоставить больше полномочий людям во главе исполнительной власти? Или все же лучше поговорить о коллективном руководстве, при котором авторитетные деятели политической партии контролируют те или иные вопросы исполнительной власти, но в важных вопросах обращаются к поддержке партийного руководства, которому подотчетны (наряду, разумеется, с подотчетностью парламенту и, в конечном итоге, избирателю)?

Лидеры и итоги выборов

Политолог Энтони Кинг считает «попросту неверным» «квази-всеобщее» представление» об огромной важности фактора личностей лидеров и кандидатов для результатов выборов. Кинг не отрицает значения личных качеств лидеров, замечая лишь, что «оно совсем не так велико, как принято считать». Опираясь на результаты современного исследования выборов в шести странах, он заключает, что «особенности характера и другие личные черты лидеров и кандидатов определяют итоги выборов лишь в исключительных случаях» [228] . У специалистов, серьезно изучавших роль лидеров в результатах выборов (а за десятилетие, прошедшее с момента публикации работы Кинга, их стало больше), нет единого мнения по этому вопросу. Некоторые из них приписывают лидерам большее электоральное влияние, но их работы не дают достаточных оснований, чтобы оправдать отдельных политиков, относящих заслугу победы на выборах в первую очередь на собственный счет.

228

Anthony King (ed.), Leaders’ Personalities and the Outcomes of Democratic Elections (Oxford University Press, Oxford, 2002), p. 216.

Учитывая сокращение

числа членов политических партий и снижение среднего срока пребывания в рядах партии, можно было бы предполагать, что на этом фоне неуклонно растет роль личных качеств партийного лидера. Действительно, приводились некоторые аргументы в пользу предположения об увеличении значимости руководителя партии в глазах избирателей, в немалой степени благодаря изменениям в освещении политики средствами массовой информации, происходившим на протяжении последних пятидесяти лет [229] . Нередко возросшая «персонализация» превращалась в своего рода «президентализацию» политики в рамках парламентской системы правления [230] . Тем не менее усиленная концентрация внимания партий и СМИ многих стран на высшем руководстве не означает, что избиратели так же зациклены на нем, как многие политики и политические обозреватели [231] . Наряду со всей сомнительностью идеи, что во всем мире лидеры приобрели большее значение для итогов выборов, преувеличением является также и изображение премьеров с нарастающим «уклоном в президентство» и все более автономных в исполнении своих обязанностей.

229

См., в частности: Lauri Karvonen, The Personalisation of Politics: A Study of Parliamentary Democracies (ECPR Press, Colchester, 2010), pp. 4–5. Телевидение стало новым мощным фактором персонификации политики, поскольку проще изобразить человека, чем проблему. Между тем изменилась и подача политической тематики в газетах. В исследовании политических публикаций в The Times за период начиная с 1945 года говорится, что «возросла общая заметность премьер-министров, получили большее распространение комментарии относительно их лидерских качеств, и в наши дни их описывают в намного более личном плане, чем три десятилетия назад» (Karvonen, pp. 87–93).

230

См., в частности: Thomas Poguntke and Paul Webb (eds.), The Presidentialization of Politics: A Comparative Study of Modern Democracies (Oxford University Press, Oxford, paperback 2007).

231

Иногда это замечают и политические комментаторы, например Рафаель Бер, который писал: «Представление о том, что под видом парламентских в Великобритании проводятся президентские выборы, широко распространено в Вестминстере и является совершенно неправильным… Президентскими их изображают в СМИ, но избиратели считают иначе». (‘Project “Ed’s Charisma” – the mission to help Miliband loosenup’, New Statesman, 28 September–4 October 2012, p. 10.)

В недавней научной монографии Лаури Карвонена о «персонализации» (не путать с «президентализацией») политики приведены данные исследований почти всех наиболее стабильных парламентских демократий мира. Финский политолог не нашел «однозначных свидетельств правильности представления о том, что значение оценки лидера для выбора партии в современных условиях возросло». И вопреки бытовавшим ранее предположениям о том, что люди без выраженной партийной ориентации будут придавать большее значение личности лидера, данные свидетельствуют об обратном [232] . Наиболее выраженную поддержку лидерам оказывают самые преданные партийцы, считающие себя обязанными помогать капитану команды, а говорить о каком-то особенно сильном влиянии лидера на неопределившихся нельзя. В другом недавнем исследовании подчеркивается, что «партийная принадлежность является шаблоном, по которому судят о партийных лидерах и который (в значительной степени) определяет восприятие лидеров избирателями» [233] . То есть если в ходе предвыборной кампании вы уже стали более расположены к германским христианским демократам, австралийским либералам, французским социалистам или британским лейбористам, то, скорее всего, поддерживаете и их лидеров вне зависимости от персоналий.

232

Karvonen, The Personalisation of Politics, p. 102.

233

Amanda Bittner, Platform or Personality? The Role of Party Leaders in Elections (Oxford University Press, Oxford, 2011), p. 73. Тем не менее Биттнер принадлежит к числу ученых, которые делают акцент на важности оценок лидеров, особенно в условиях остроконкурентных выборов. Она замечает, что «в научной литературе сегодня нет единого мнения относительно того, насколько важны лидеры партий как таковые» (p. 139). Однако среди серьезных ученых вряд ли найдется кто-то, считающий, что лидеров можно вообще не принимать в расчет. Тем не менее доказательная научная литература считает, что их роль сильно преувеличивается как большинством политических журналистов, пишущих с позиций персонификации политики, так и многими политиками.

Лидеры в центре всеобщего внимания, особенно если это действительно внушительные фигуры, – отнюдь не новое явление. Наиболее очевидный пример – легендарное соперничество выдающихся британских политиков девятнадцатого века Уильяма Гладстона и Бенджамина Дизраэли. Тем не менее во второй половине двадцатого века телевидение добавило персонализации политики новое измерение. Такие важные элементы образа партии, как внешний вид и поведение лидера, стали еще более значимыми составляющими предвыборной борьбы. Несмотря на это, телевидение уже почти наверняка не является столь же важным источником информации о соперничающих кандидатах, особенно в большинстве демократий, где вопрос о предоставлении телевизионного времени не решается с помощью денег. Частным случаем являются Соединенные Штаты, где на телевидении существует платная политическая реклама. Многим зрителям, далеким от идеологической борьбы, приходится так или иначе сталкиваться с политической пропагандой в рекламных паузах, правда, только когда они смотрят трансляции, а не запись. Однако в целом резкое увеличение количества телевизионных каналов позволило не вовлеченным в политическую повестку телезрителям уклоняться от зрелища дебатирующих политиков. Намного более важным – и здесь США не являются исключением – стало появление Интернета с его широчайшим выбором возможностей для политической дискуссии и обмена мнениями, не увязанного со взглядами и личностями лидеров.

Хотя ни один серьезный аналитик не будет утверждать, что отношение к лидеру не имеет значения для решения избирателя, «это не так важно по сравнению с «привычными» образом и установками партии, равно как и социально-экономическими факторами» [234] . Таким образом, ни личности лидеров, ни их оценка гражданами не являются главными определяющими выбора и итогов голосования [235] . Результаты исследования, проводившегося на основе данных о выборах в девяти демократических странах за последние пятьдесят лет, свидетельствовали об определенном значении лидеров, но, что неудивительно, более выраженном в странах с президентской, а не парламентской системой. Особенно значительным было влияние лидера на итоги президентских выборов в Соединенных Штатах [236] . Но даже там значение личностей кандидатов и подробностей предвыборной кампании может быть переоценено. Например, представляется заманчивым отнести успехи президентских кампаний двух таких ярких кандидатов, как Джон Ф. Кеннеди (в 1960 году) и Барак Обама (в 2008 году), на счет их личного обаяния. Исследовавший данные социологических опросов соответствующего периода Энтони Кинг не согласен с точкой зрения, что трудной победой над Ричардом Никсоном Кеннеди был обязан «своей молодости, шарму и элегантности в сравнении с не слишком тщательно выбритым и ушлым на вид Никсоном». Кинг считает, что «Кеннеди победил, потому что был кандидатом от Демократической партии, а по итогам этих выборов демократы так или иначе должны были вернуться в Белый дом, поскольку пользовались поддержкой значительного большинства американских избирателей» [237] .

234

Karvonen, The Personalisation of Politics, p. 20.

235

Там же.

236

S"oren Holmberg and Henrik Oscarsson, ‘Party Leader Effects on the Vote’, in Kees Aarts, Andr'e Blais and Hermann Schmitt (eds.), Political Leaders and Democratic Elections (Oxford University Press, Oxford, 2011), p. 47.

237

King (ed.), Leaders’ Personalities and the Outcomes of Democratic Elections, p. 214.

Кинг продолжает: «По большому счету, личность Кеннеди создавала для его партии трудности. То, что он был католиком, стоило демократам значительного количества голосов, особенно среди протестантов-южан». В недавнем научном исследовании американских избирателей делается вывод: «При всей заметности положения отдельных деятелей устойчивой основой американской политической конкуренции являются партии. Политические лидеры приходят и уходят, но партии, их символы, платформы и группировки составляют долгосрочную основу политической системы». См.: Howard G. Lavine, Christopher D. Johnston and Marco R. Steenbergen, The Ambivalent Partisan; How Critical Loyalty Promotes Democracy (Oxford University Press, New York, 2012), p. 2.

Некоторые политические лидеры далеко не настолько важны, как это представляется им самим.

Победа Обамы также пришлась на год, благоприятствовавший кандидату в президенты от демократов. Уходящий президент-республиканец был исключительно непопулярен. Один из специалистов по опросам общественного мнения сострил, что у Джорджа Буша-мл. «рейтинг популярности почти такой же низкий, как у короля Георга III среди колонистов 240 лет назад» [238] . В стране, где деньги значат для выборов намного больше, чем в Европе, демократы, что было очень нехарактерно, обошли республиканцев по объему затрат на кампанию. В своей предвыборной агитации они вполне успешно изображали Джона Маккейна, усиленно пытавшегося дистанцироваться от непопулярного Буша, как повторение пройденного. По результатам кампании, как писалось в одном из серьезных исследований выборов 2008 года, Маккейн «выглядел еще в большей степени Максэймом (от англ. same – то же самое. – Прим. пер.), отчасти потому, что при содействии средств массовой информации демократам удалось лишить его образ черт человека независимых взглядов, заменив их образом действующего республиканского президента» [239] . К концу 2008 года, с первыми проявлениями финансового кризиса, состояние экономики страны тоже не предвещало ничего хорошего для партии, чей представитель проживал в Белом доме на протяжении предыдущих восьми лет. Газета «The Wall Street Journal» описывала состояние американской экономики в последние месяцы 2008 года как худшее за четверть века [240] . Ущерб, нанесенный репутации республиканцев, увеличивало то, что восемь лет президентства предыдущего президента-демократа Билла Клинтона вспоминались как времена бурного экономического подъема. Обама одержал убедительную победу, несмотря на то, что его опросные рейтинги по показателям «лидерских качеств» и «надежности» были не выше маккейновских. Он существенно опережал республиканского кандидата лишь в чуткости [241] .

238

Цит. по: Kate Kenski, Bruce W. Hardy and Kathleen Hall Jamieson, The Obama Victory: How Media, Money, and Message Shaped the 2008 Election (Oxford University Press, New York, 2010), p. 14.

239

Kenski, Hardy and Jamieson, The Obama Victory, p. 289. Удачный образ «Максэйма» из политической рекламы демократов был подхвачен СМИ. Сотоварищи Кенски отмечают: «Чем больше человек смотрел новости, читал газеты или обращался за предвыборной информацией к интернету, тем более вероятно было то, что он станет воспринимать Маккейна как Максэйма» (pp. 288–289).

240

Там же, p. 16.

241

Dieter Ohr and Henrik Oscarsson, ‘Leader Traits, Leader Image, and Vote Choice’, in Aarts, Blais and Schmitt, Political Leaders and Democratic Elections, pp. 187–214, at p. 197.

Хотя в президентских системах личность лидера обычно имеет большее значение, чем в парламентских, она, как правило, является далеко не самым главным фактором выбора. Так, исследование президентских выборов во Франции за период между 1965 и 1995 годами показало, что лишь в одном из шести случаев личность кандидата оказала, безусловно, значительное влияние на результат. Это были выборы 1965 года, на которых победил генерал Шарль де Голль. На следующих президентских выборах, состоявшихся в 1969 году, после отставки де Голля в связи с проигрышем на референдуме [242] , личность лидера вероятно сыграла важную роль в победе Жоржа Помпиду. Рассуждая о предыдущей победе де Голля, Рой Пирс заметил: «Для того чтобы заставить людей отказаться от поддержки кандидата, за которого они изначально готовы голосовать на основе своих устоявшихся политических взглядов, требуется наличие существенных расхождений в восприятии лидерских качеств. Такие расхождения имели место во Франции в 1965 году» [243] .

242

Roy Pierce, ‘Candidate Evaluations and Presidential Election Choices in France’, in King (ed.), Leaders’ Personalities and the Outcome of Democratic Elections, pp. 96–126, at pp. 124–126.

243

Там же, p. 126.

В парламентских демократиях с мажоритарной (основанной на простом большинстве) избирательной системой влияние лидера на выбор ощущается несколько сильнее, чем в странах с пропорциональным представительством. Последнее делает формирование правительственной коалиции более вероятным, отодвигая электорат еще дальше от вопроса назначения премьер-министра, который решается по согласованию между партиями-партнерами. Кроме того, налицо некоторые признаки того, что влияние личностей лидеров на результаты выборов больше, когда политические разногласия между партиями незначительны. Это заставило двух ученых сделать вывод: «В отсутствие партий на авансцену могут выходить лидеры. Однако, если поляризация партий в будущем усилится, мы рассчитываем увидеть снижение влияния популярности партийных лидеров на результаты выборов» [244] . Те же авторы обнаружили некоторые свидетельства длительного возрастания влияния лидеров на результаты выборов в США и Швеции и небольшой тренд на понижение в Канаде. Однако важно, что их сравнительный анализ не предоставил «однозначных подтверждений правильности гипотезы об общем росте влияния партийных лидеров на результаты выборов» [245] .

244

S"oren Holmberg and Henrik Oscarsson, ‘Party Leader Effects on the Vote’, in Aarts, Blais and Schmitt (eds.), Political Leaders and Democratic Elections, pp. 35–51, at p. 50.

245

Ibid., p. 49.

Влияние лидеров на результаты выборов в Великобритании

Прежде чем обратиться непосредственно к утверждению британского экс-премьера Тони Блэра, с которого начинается данная глава, и его роли в победах на всеобщих выборах в Великобритании в 1997, 2001 и 2005 годах, представляется полезным поместить его в общий контекст выборов, проходивших в послевоенный период (серьезные исследования на основе данных опросов общественного мнения и современных техник интервьюирования за более ранние периоды отсутствуют). Сравнительные оценки избирателями лидеров двух партий, тесно соперничающих друг с другом в предвыборной гонке, иногда могут иметь решающее значение для исхода выборов. Но это случается крайне редко. В послевоенный период единственным лидером, применительно к которому можно говорить именно о такой роли в победах и поражениях своей партии, был Гарольд Вильсон. Возможно даже, что ему удалось сделать это дважды, но лишь потому, что разрыв между двумя основными политическими партиями был минимальным, а его личное превосходство над руководителями консерваторов было особенно очевидным. Впервые это произошло в 1964 году, когда, по данным опросов общественного мнения, предпочтение Гарольду Вильсону перед сэром Алеком Дугласом-Хьюмом отдавало значительное большинство респондентов, а во второй раз – в феврале 1974 года, когда по личной популярности Вильсон намного опережал Эдварда Хита. На выборах 1964 года лейбористы обошли консерваторов всего лишь на 0,7 % голосов с большинством всего лишь в четыре парламентских места. В феврале 1974-го на первых из двух всеобщих выборов, проводившихся в том году, лейбористы получили на 0,8 % голосов больше, но не получили абсолютного большинства в Палате общин [246] [247] .

246

John Bartle and Ivor Crewe, ‘The Impact of Party Leaders in Britain: Strong Assumptions, Weak Evidence’, in King (ed.), Leaders’ Personalities and the Outcomes of Democratic Elections, pp. 70–95, esp. pp. 77–78.

247

Наряду с почти бессменным лидером Консервативной партии межвоенного периода Стэнли Болдуином Вильсон был премьером, ушедшим со своего поста исключительно по собственному желанию, а не по воле избирателей или под давлением – мягким или не вполне – партии. Таких случаев было всего два за последнее столетие.