Тираны. Императрица

Чекунов Вадим

Но лихой человек, прокравшийся в дом, когда они все спали, всадил нож в сердце Фана. Тот умер не сразу — захрипел, забился, разбудив отца. Злодей перерезал горло и Чженю, едва тот вскочил с кана. А когда от шума проснулся Дун Ли, убийца замешкался. Хотя лица его, замотанного тряпкой, разглядеть было нельзя, но в движениях появилась растерянность. Казалось, он не ожидал, что в доме есть кто-то еще. Но быстро совладал с собой — быстрее, чем оторопевший парень успел что-либо предпринять для защиты. Под ребрами полыхнула боль — вначале тупая, а затем невыносимо-жгучая, нараставшая с каждым мигом, до желтой темноты в глазах… Зажимая рану, Дун Ли начал оседать на

пол, глядя вслед убийце — швырнув нож на пол, тот спешно пробирался к выходу. Парень попытался броситься за ним, но силы быстро оставляли — едва добравшись до ворот, он рухнул на землю…

Дальнейшие события Дун Ли всегда стремился забыть, но память то и дело подкидывала ему страшные картины. Утром его обнаружили соседи, но даже не подумали помочь — обнаружив в доме хозяина чайной лавки два тела, они принялись избивать раненого парня. На счастье Дун Ли, довольно быстро подоспела городская стража, палками отогнала разъяренных людей и доставила преступника — а никто не сомневался, что пойманный именно таков, — в участок. Там его наскоро перевязали. Нож прошел под самым сердцем, распоров легкое, и окровавленного парня бросили помирать в каталажку, забитую разным сбродом, ожидавшим суда и приговора. Несколько недель Дун Ли провел в горячке и беспамятстве. Если бы не забота сидельцев, точно бы умер. Ему меняли повязку, смачивали губы водой, и этого для крепкого парня оказалось достаточно. Поражая даже видавших виды бродяг и преступников, он потихоньку шел на поправку. Впрочем, радости от этого испытал немного — его ожидал суд, а затем и неизбежная казнь. Ведь его вина была для всех очевидна. Недостойный приказчик зарезал сына почтенного хозяина Чженя из ревности и страха утратить покровительство, а когда обезумел от крови, лишил жизни и самого владельца лавки. Отец и сын, защищаясь, сумели перед смертью ранить его, поэтому ограбить их дом у злодея Дун Ли не вышло… Так и сказал судья, назначив наказание в виде оставления убийцы в стоячей колодке до полного удушения.

И быть бы тому, но случилось нечто неожиданное — во всяком случае, для самого Дун Ли. Под канонаду орудий и треск ружейного огня в Пекин вошли войска заморских дьяволов. Император бежал из дворца в отдаленную провинцию. Пожары и беспорядки объяли всю столицу, а проникшие в город вместе с иноземцами бунтовщики-тайпины открыли тюрьмы, выпуская томившихся там сообщников, а заодно с ними и всех остальных… Так Дун Ли очутился на свободе, но прежняя жизнь закончилась как для него, так и для всей страны… Десятки лет скитаний, нужды, страданий и горя. Давно нет в живых императора, умер и его сын, а из-за стен Запретного города почти полвека правит Поднебесной и держит всех в страхе та, которую он помнил невинной и нежной девушкой с чарующим смехом и волшебным голосом…

Воспоминания Дун Ли прервались рычанием Хуа-Хуа.

— Знаю, знаю… — усмехнулся старик. — Уж если собака так ворчит на мужчину, когда он решил немного выпить… Представляю, как недовольна была бы жена, будь она у меня!

Дун Ли уже порядком захмелел, и говорил больше сам с собой, глядя из-под полуприкрытых век куда-то в темноту. Спиной он привалился к теплому камню, готовый вот-вот уснуть.

Собака, напротив, забыв про еду, переминалась и тревожно поскуливала.

Дунул слабый ветерок. Как-то необычно, порывом. Будто совсем рядом пролетела огромная птица.

Дун Ли протер глаза и выругался. Неужели будет гроза? Но ведь на небе не было ни облачка, когда он добрался до своего логова… Впрочем, погода в Пекине капризная, меняется мгновенно. Светило солнце — и вот налетели

со стороны гор мохнатые, полные влаги тучи… В ненастье таким, как Дун Ли, нелегко. Дождливый день — голодный день. Все сидят по домам или перебегают улицу под зонтиками. Никто не полезет за мелочью — руки заняты. А вымокнешь ночью — не сможешь просушить обноски, будешь трястись, заболеешь да помрешь в канаве. Хорошо, что сейчас над головой крыша, пусть и без стен.

Воздух будто загустел и наполнился тихим гулом.

Ветер усилился. Неподалеку, возле самого берега, закрутился по кругу мелкий сор. Что-то затрещало и сверкнуло. Потом сверкнуло еще раз, да так сильно, что от опоры моста на землю упала четкая тень.

Не похоже на молнию. И почему-то нет грома…

Черт побери, что это? Дун Ли решил посмотреть поближе и уже приподнялся, как вдруг упал навзничь от толчка горячего воздуха. Раскрытый зонтик, служивший старику ширмой, кувыркаясь, улетел в темноту. Хуа-Хуа поджал хвост и заскулил.

Раздался негромкий хлопок, и старик зажмурил глаза — так резанул их яркий свет. Его затрясло от страха. Такой грозы он не мог припомнить…

Бродяга перевернулся набок, поджал ноги и обхватил голову руками.

Сквозь пальцы он все же попытался рассмотреть, что происходит. То, что он увидал, напугало его еще больше.

На месте куста вырос большой, выше роста человека, дрожащий серебристый овал, словно призрачное зеркало. В нем рассерженными змеями сверкали тонкие молнии. Затем что-то снова будто хлопнуло, и ветер начал утихать.

Дун Ли растерянно огляделся. Собаки нигде не было. Неподалеку от своей поджатой ноги он обнаружил лежавшую бутылку. Водки пролилось много, она уже впиталась в землю, оставив лишь темное пятно.

— Ах, чтоб тебя… — пробормотал старик. — Сколько добра пропало!

Он приподнялся на локте и в страхе замер, тут же забыв о понесенном ущербе.

В нескольких шагах от него стояла парочка самых настоящих заморских дьяволов! Да еще один из них, ушастый коротышка в очках, держал на руках крупного серого кота в узком ошейнике. Рыжеватая бородка иноземца торчала неопрятными клочками, словно грязная вата из прорех старого халата. Костюм пришельца был под стать его чудаковатому лицу — нелепая куртка, распахнутая так, что из-под нее виднелось нижнее белье, завязанное у горла длинным темным лоскутом, и широкие штаны.

Второй длинноносый черт был повыше ростом, но тоже одет как бродяга. На нем старик разглядел исподнюю белую рубаху с оборванными возле плеч рукавами и грубые штаны из выкрашенной в синий цвет мешковины, местами вылинявшей до светлых пятен. Обут этот тип был в черные тапки с тремя белыми полосами по бокам.

Оторопело уставившись на невесть откуда взявшихся ян гуэй цзе, Дун Ли позабыл про свою собачку, но та сама напомнила о себе. С яростным тявканьем Хуа-Хуа выскочил из темноты и принялся звонко заливаться возле ног ушастого бородача в очках.

Вдруг раздалось такое громкое шипение, что старик вздрогнул, а Хуа-Хуа осекся, затем тонко взвизгнул и бросился наутек.

Дун Ли не стал искушать судьбу.

— Дьяволы! — что есть силы закричал он и кинулся вслед за своим хвостатым напарником.

* * *

— Эва… — обронил Костя Чижиков, задумчиво глядя вслед стремительно удалявшейся спине перепуганного старика-оборванца.

— А ты как думал! — подхватил Сумкин, поглаживая мигом успокоившегося кота.

Шпунтик блаженно жмурился, удивляясь легкости выигранного сражения. Не пришлось даже вытягивать когти и лупить себя по бокам хвостом.