Тише воды, ниже травы
Шрифт:
Должно быть, лучше всего мне встретиться со всем семейством Черемисиных, познакомиться и с семьей младшего брата Дины. Почему-то я была уверена, что хоть и тесноватой он считал однокомнатную квартиру для своей семьи, но вряд ли был доволен и тем, что жить приходится с родителями. Но я тут же одернула себя — делать подобные выводы, не встретившись с самим объектом, было непозволительно рано. И вообще пора было прощаться с Ольгой Тимофеевной и переключаться на других персонажей. Только я собралась это сделать, как Ольга Тимофеевна, взглянув на часы, вдруг спохватилась:
— Ой, простите, ради бога! Мне же в поликлинику, а я сижу. Вы уж извините…
— Конечно, конечно, — тут же встала я. — Кстати, если вы опаздываете, я могу вас подвезти.
Ольга Тимофеевна немного растерянно посмотрела на меня, потом неуверенно кивнула:
— Ну, если вам не трудно…
Она быстро собралась, и мы спустились во двор. Детвора уже закончила гонять в хоккей и теперь занималась тем, что, забравшись на крышу какой-то небольшой пристройки к дому, увлеченно сбивала с нее наросшие толстые сосульки. С удивлением я обнаружила среди ребят и того самого, хорошо одетого мужчину, что час назад играл с ними в хоккей. Теперь я смогла рассмотреть его лицо и заметила, что оно у него какое-то по-детски наивное и восторженное. Он радостно кричал вместе с мальчишками, валялся в снегу и был определенно счастлив. Когда мы с Ольгой Тимофеевной садились в машину, я спросила:
— А что это за странный мужчина играет с детьми? Он что, дурачок?
Ольга Тимофеевна, помолчав, грустно покачала головой и ответила:
— Да, на первый взгляд может показаться, что он дурачок. Но это не совсем так. Он… сам ребенок. Нормальный ребенок.
— Как это? — не поняв, удивилась я.
— Он рос совершенно обычным и здоровым мальчиком. И вот в десятилетнем возрасте заболел менингитом, — тихо принялась объяснять женщина. — Сами знаете, какое это страшное заболевание, многие не выживают… Но он выжил. Родители у него обеспеченные, они ему каких только лекарств не покупали, по каким врачам не водили, но… Это не помогло. Мозг его перестал развиваться, остановился на том уровне, на каком и был. Сам он рос, взрослел, а ум оставался прежним. И вот теперь он такой — взрослый внешне, а по сути десятилетний мальчишка. Он постоянно играет с детьми, естественно, нигде не работает и не учится. Инвалид, что ж сделаешь.
— Ну и ну, — озадаченно откликнулась я. — И что же, он живет с родителями?
— Да, — подтвердила женщина. — Одного же его не оставишь надолго! Они о нем заботятся, все ему покупают, только… — Ольга Тимофеевна замялась, и я ждала, пока она продолжит. — Они словно бы стыдятся его, — наконец выговорила она, — того, что у них такой сын получился. Они, мне кажется, просто терпят его. Обеспечивают, правда, «от» и «до», но это, я думаю, чтобы хоть как-то сгладить свою нелюбовь к нему. Они бы и отказались от него, если бы не боялись, что люди скажут, что люди их осудят.
Ольга Тимофеевна вгляделась в лобовое стекло.
— Вот, тут моя поликлиника, — указала она на четырехэтажное здание, видневшееся невдалеке. — Спасибо, что подвезли меня, а то своим ходом я добиралась бы сюда полчаса.
— Не за что, — отозвалась я, притормаживая около поликлиники.
— До свиданья, — попрощалась соседка Дины, вылезла из машины и медленно пошла ко входу в поликлинику.
На этом можно было считать первый этап моего расследования завершенным. Посмотрев на часы, я поняла, что график моих действий динамичен и настраивает на деловой лад. Через двадцать минут, то есть практически без простоя, мне уже нужно быть в диспетчерской «Скорой помощи».
Стоя
Правда, с романтикой отношений с Виктором как-то не складывается. Ведь Ольга Тимофеевна оговорилась, что он в этот период как раз куда-то пропал и почти не приходил. Ну ладно, разберемся. Еще о чем говорила соседка? О неблагополучном окружении. Что ж, с девочками-неформалками я так и так встречусь. Здесь пока ничего подозрительного не наблюдается, наоборот, их поведение как раз соответствует традициям данной социальной группы.
Потом заговорили о родителях, брате, квартирах… Так вот с братом предстоит отдельный разговор, но это я уже отмечала в своем мозгу. И не это меня насторожило. А вот что? Я отметила, что неприятное ощущение какой-то нестыковки появилось у меня в голове именно после упоминания родителей Дины. «Наташа с Колей»… «Наташа раньше жила в той квартире, а потом к мужу ушла, к Коле». Но почему к Коле, когда?.. «Дина Владимировна Черемисина, двадцать три года», — прозвучал у меня в голове казенный голос диспетчера «Скорой помощи».
Приемный отец, что ли? Но Ольга Тимофеевна ничего не говорила такого. А уж не преминула бы, если бы что-то подобное было. Напутали в диспетчерской? Но они вообще-то педантично все записывают. Ошиблась сама Дина в предсмертных конвульсиях? Очень маловероятно. Можно напутать что-то с адресом, ошибиться в возрасте на годок, но с отчеством-то… Значит, что? Звонил другой человек? Кто? Настолько посторонний, что не знал отчества? Как тогда он попал в квартиру? Вернее, она, потому что звонила-то женщина. Собственно, это может быть и не таким уж странным: Дина была не очень-то щепетильна в выборе знакомых. И уж если оставляла ключи «кому попало», то в квартиру могли попасть многие.
Так, похоже, в диспетчерскую нужно поспешить. И не только для того, чтобы пообщаться с врачами, выехавшими по адресу Дины в день ее смерти. Нужно еще раз переговорить с диспетчером, принявшим вызов. Или, если ее нет на месте, посмотреть документы, в которых фиксируются вызовы.
Но диспетчер была на месте, хотя у нее только что закончилась смена, и я поймала ее прямо, что называется, на подножке уходящего троллейбуса. Женщина была не слишком в восторге от моего появления и весьма неохотно согласилась поднять документы.
— Вот, Дина Владимировна Черемисина, — прочитала она в своих бумажках. — Двадцать три года.
«Ей вообще-то было двадцать пять», — вспомнила я визит Леры и ее рассказ о школьных годах. Еще одна нестыковка.
— А вы не помните этот вызов? — обратилась я к диспетчерше.
— У меня, милая девушка, таких вызовов по сто на день, — снисходительно взглянула на меня сотрудница «Скорой помощи». — Конечно, не помню. Наше дело — все записать и отправить по адресу бригаду, чтобы человеку помочь можно было.