Тишина
Шрифт:
И вот сейчас он зашел в зал, единственный мужчина без пары. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — именно его Комиссия подобрала мне в суженые. Правильно, ведь надо же было нас куда-то девать. Одинокими в нашем Обществе были только вдовы и вдовцы. Ведь одинокий человек не счастлив, а несчастливый человек не может хорошо трудится, на благо Обществу. Я глубоко вздохнула. Ну что ж, если судьба уготовила мне жить с ним, значит, так тому и быть. Я оправила платье и ещё раз взглянула на мужчину.
Герман огляделся, лишь несколько пар не соединёнили в ячейки, потом взглянул на меня, от чего показалось, что мне за шиворот посыпались
— Виндзор, Рокотов. Подойдите, — мы встали и подошли к регистраторше, честно говоря, ноги мои подгибались от волнения.
— Присаживайтесь, — жеманно указав на стулья, и постреливая глазами в моего спутника, обронила она, — Василиса Район Сол Виндзор, Герман Рокотов! Сегодня знаменательный день в вашей жизни. Комиссия выбрала вас для создания ячейки, я надеюсь, вы понимаете, какая на вас теперь лежит ответственность! Создание ячейки должно сподвигнуть вас на более плодотворный труд и на создание счастливого, полноценного потомства! Распишитесь, — она пододвинула ко мне планшетку и дала электронную ручку, я расписалась, — теперь вы, — она подала планшетку моему будущему супругу, я протянула ручку. Взглянув на меня, пронзительными синими глазами, он взял её и расписался, — поздравляю с созданием ячейки! — если до этого она говорила каким-то восторженным тоном, с придыханием, то следующие слова произнесла буднично, даже скучно, — До свидания.
Кивнув, мы встали и пошли на выход.
— Сегодня, после рабочего дня я приду к тебе, за тобой и вещами, — спускаясь по ступенькам бросил мне супруг и пошел к ферме. А я так и осталась стоять на крыльце.
4
— Асенка, как ты говоришь? Герман? Господи! — тётушка всплеснула руками и осела на стул. Это была женщина пятидесяти пяти лет, с простым, деревенским лицом и натруженными руками. Она воспитывала меня, когда погибли родители. Тётин муж умер на пять лет раньше, его придавило бревном, когда валили деревья в лесу. Детей у них не случилось. Тётушка перебралась после его смерти к нам и посвятила всю себя мне и Федьке, а потом только мне. Конечно, для неё было шоком, что моим мужем стал именно Герман, — это бирюк! Как же ты теперь будешь деточка моя! Что же он с тобой сделает?
— Ничего он со мной не сделает. Человек как человек, что ты причитаешь? — языком жестов ответила тёте. Я храбрилась, у самой же в голове бродили мысли на ту же тему: «Что-то со мной теперь будет?»
— Он, небось, тебя и из дому-то не выпустит!
— Тётя! Зачем говоришь глупости! Наоборот хорошо, что он из нашего села — мы видеться сможем! — тётя была дояркой на ферме, а в последнее время в доярки шло мало молодых женщин желающих заниматься таким нелёгким делом. Если бы мне пришлось уезжать, тёте не разрешили бы ехать со мной, да и не принято это было.
Не захотев слушать её причитания, я пошла в свою комнату. Пожитков то у меня не много — пара платьев, несколько фотографий, да и так, мелочёвка. Сложив всё за пятнадцать минут, я села, на кровать раздумывая: «Что мне теперь делать?». Нет, не в глобальном плане, а чем занять день. У меня, в отличие от суженого, сегодня был выходной, если бы не день создания ячейки, конечно, я бы занималась домашними делами, а сейчас сижу и думаю,
Я как раз сидела в гостиной и зашивала последний носок, когда в дверь деликатно постучались. «Наверное, это соседская дочка, пришла за косметикой, которую мне одолжила, я совсем забыла её отдать» — подумалось мне, но когда тётушка открыла дверь, на пороге оказался новоиспечённый муж:
— Ну что готова?
— Может, чаю выпьем, с пирогами? — показала я знаками, — тётя переведи ему.
— Асенька предлагает чай с пирогами попить, — пискнула тётка, стараясь не смотреть на мужчину.
Он поскрёб подбородок заросший щетиной глядя в пол, взглянул на тётю, потом на меня, и снова на пол.
— Ну что ж, если хочешь, давай попьём, — он зашел, заняв собой сразу всю прихожую, стянул сапоги и осмотрелся в поисках кухни.
Я, отложив заштопанный носок, махнула рукой, предлагая идти за мной. На пороге я обернулась посмотреть идёт ли он за мной и упёрлась носом прямо в грудь мужчины. Он шел бесшумно, словно кот и я даже не заметила, как он догнал меня. Моё лицо залило краской, отвернувшись, я принялась хлопотать, надеясь, что он не заметил вспыхнувших щёк.
Поставив на стол чашки с чаем и блюдо с пирогами, я присоединилась к Герману и тётушке которые уже расселись. Чаепитие прошло в подавляющем молчании. Тётя боялась моего супруга и почти не притронулась ни к пирогам, ни к чаю. Он же спокойно пил и ел ни на кого не глядя. Сложно было догадаться об его отношении к происходящему. Как он оценивает мои кулинарные способности тоже осталось загадкой.
— Пошли? — спросил он, как только я отставила чашку, кивнув в знак согласия, поплелась за ним. Мне так не хотелось уходить из моего дома, на душе скреблись кошки. Хотелось, броситься в комнату, спрятаться под одеяло и сказать: «я в домике», как я говорила, когда мы с сестрой играли в прятки, — это твоё? — он указал на сумку в углу. Я снова кивнула. Он обулся, закинул сумку на плечо и выжидательное посмотрел на меня. Обняв тётушку, которая начала шмыгать носом, стараясь проглотить слёзы, я, в последний раз, обвела глазами родную избу и шагнула вслед за мужем, в наше общее будущее.
5
Дом Германа находился на краю села, почти в лесу. Мама говорила, что знахари всегда живут подальше от людей, чтобы наша суета не мешала творить чудеса, которые происходят в их хатах. Тогда, в моём детском воображении, знахари, и шаманы были сродни добрым волшебникам. У нас тётушку Ирму все любили и никто не боялся: для шустрых малышей у неё в кармане всегда водился мешочек с сушеной земляникой, для взрослых добрая улыбка и полезный совет.
Но в этот раз, когда мы вошли внутрь, помещение тут же начал давить на меня своей тишиной, темнотой и угрюмостью. Я бывала тут раньше, когда потеряла голос. Дом тётушки Ирмы был первым местом, куда побежала моя тётя. Тётушка Ирма поводила вокруг меня руками, а потом обняла, прижав к своей сухенькой груди и погладив по макушке, прошептала: