Тиски
Шрифт:
И человек этот совсем недавно был грозой района и завидной партией для невест на выданье.
Мне бы не хотелось повторить его судьбу.
Мне просто нужны деньги, чтобы выйти.
Дом в Праге стоит двести тысяч евро. Еще двадцать – оформление документов и переезд. Тридцать понадобится на обустройство и еще сотня – на открытие мелкого бизнеса, что-нибудь вроде семейного ресторана или авторемонтной мастерской.
Вы удивитесь, узнав, сколько есть способов уводить деньги и как легко они осуществимы.
Я ворую. Мне легко это делать, поскольку на бухгалтерии и учете сижу именно я.
Денис,
Мелкие ручейки наличных – из бильярдной, ресторана, зала игровых автоматов, четырех баров – стекаются в полноводную реку, волны которой текут снизу вверх в кабинет Дениса каждый вечер, с девятнадцати ноль-ноль до последнего посетителя. Правда, недавно Вернер изменил формулировку – теперь мы закрываемся в пять утра. Надо придавать заведению лоск и респектабельность, сказал он. Мы не должны ориентироваться на шушеру и неудачников – именно они зависают в клубе до последнего, боясь идти домой и оставаться наедине со своим лузерством.
Проконтролировать поток денег невозможно. Вернер, я, Денис – все мы прекрасно понимаем, что часть воды задерживается на берегах: подворовывают официанты, бармены, стриптизерши. Но этого не избежать. В любом заведении так. Нас немного выручает репутация Вернера. Персонал ворует по-божески, с оглядкой.
Того же стиля придерживаюсь и я, отщипывая от «Гетто» не более десятки в месяц.
Путь номер два: бодяжить стафф. Не сильно. Чтобы в результате не получилась совсем уж шняга. Чем-нибудь безвредным. Я, например, пользую для таких целей измельченный в порошок димедрол. Даже если добавлять одну двадцатую часть, с нашими объемами выходит существенный недельный приработок. Я подозреваю, что чем-то таким может баловаться и Крот, поэтому особо не наглею. Я вышел на норму в десять граммов ежедневно. Чем выше объем, тем сложнее контроль. Расхождения в десять граммов никто не заметит. Иногда я на пару недель умолкаю – чтобы потом отщипнуть сразу втрое, создать цикличность колебаний. Так меньше бросается в глаза.
Со сбытом проблем не возникает – помогает знание улицы и связи, наработанные за полгода в бизнесе, когда мы торговали сами. По одному я выцепляю нескольких торчков и привязываю их к себе – подарком, разговором, отношением. Выбираю тех, кто в свободном полете, не в районном или общеторчковом движении. Таких, чье слово ничего не весит против моего. Продаю им не всегда, а периодически, поддаваясь на уговоры. Пытаюсь предстать в их глазах не регулярным торговцем, а человеком, у которого есть и который продает из жалости и хорошего отношения. В случае, если это вылезет наружу, я всегда могу сказать Денису, что продаю из общака и веду учет – просто забыл донести деньги.
Таких товарищей у меня примерно десяток – Гуня с третьего микрорайона, Ролик и Фальстарт со Штеровки, Миня и Толик из центра, Фокстрот, Кепка и Штек с негритянских. В пятаках я не торгую принципиально.
Погореть очень легко. Для этого достаточно расслабиться и поверить в себя. Нельзя! Если уж ввязался в такое дело, следует постоянно быть на стреме. Несколько простых правил. Всегда
Деньги рассредоточены по депозитным счетам в десятке банков – местных и московских. Часть денег я бросаю на пифы, чтобы они работали, пока мы здесь.
По моим оценкам, нам требуется около года, чтобы собрать необходимую сумму – учитывая как мой заработок, так и приработку.
Когда я только начал, Симка, роясь на даче в вещах родителей, нашла старый неиспользованный настенный календарь. Я таких давно не видел – триста шестьдесят пять маленьких листочков на серой некачественной бумаге с черно-белой печатью.
Я повесил календарик над нашей кроватью, и каждое утро начинается теперь с того, что я выдергиваю и сжигаю в пепельнице листок. В день, когда я сожгу последний, мы свалим из этой страны.
Симка спросила, зачем мне календарик, всего один раз, когда я его вешал. Сюрприз, ответил я. Когда будет можно, я тебе скажу.
Сегодня, едва проснувшись, я посмотрел на изрядно похудевший календарь.
– Половина, – сказала Симка чуть хриплым со сна голосом, словно угадав мои мысли, – я вчера пересчитала от нефиг делать.
– Уже меньше. – Я сорвал листок, и через мгновение язычок огня зажигалки вначале хищно лизнул, но тут же бросился пожирать прозрачную бумажную плоть.
Сложно жить с мозгом, разделенным на две части. Одна занимается работой, вторая прикидывает, как на этой работе спиздить, чтобы не спалили.
Но все равно спалят. Любой, кто ворует, должен быть к этому готов. Как ни перекрывайся, как ни перестраховывайся – рано или поздно сработает какая-то мелочь, не предусмотренная тобой деталь и тебя выкупят. Поэтому надо не жадничать и уметь вовремя уйти.
Сегодня днем, перед тем как поехать в клуб, я сбрасываю два пакета по десять граммов Гуне. Это парень моего возраста, увлекающийся дэс-металлом и прочей готической херней. Черные волосы забраны сзади в хвост, брови проколоты колечками пирсинга, а кожаные штаны скрипят, стоит ему поменять положение ног.
Гуня рассказывает, что вчера на торч-хате двинул кони от овердоза его одноклассник, Циркуль. Грамм в рыло – и отъехал. Сразу после ремиссии. Я его тоже вроде бы знал. Гуня забивает косяк и предлагает помянуть Циркуля прямо здесь, в моей машине.
Я соглашаюсь. Есть чувство, что Гуне чем-то хочется поделиться, какая-то мысль рвется из него наружу и он должен вылить ее прямо сейчас. Я не ошибаюсь.
– Прикинь, я его перед этим лет восемь вообще не видел, не знал, что он, как он. А вчера увидел уже мертвого. Пришел на торч-хату, они там перепуганные все. Уже и кипяток ему в вену лили, и морду исколотили всю – поздно, мотор заглох.
– Что сделали?
– Как обычно. Подождали темноты, в ковер – и на пожарку. Там бросили на этаже, рядом инсулинок набросали, одну прямо в вену воткнули. Позвонили с автомата в «скорую» – тетенька, на старой пожарке наркоман мертвый.