Тисса горит
Шрифт:
— Гм… гм… Нелепая жизнь. Ну, что там опять такое, голубушка?
Бекеш потрогал покрытый испариной лоб больной. Заботливо отвел назад ее прекрасные черные волосы и положил ей на лоб холодный компресс. Покончив с этим делом, он уселся у Тимко в комнате, словно два часа ночи — самое подходящее время для беседы.
— Чтобы не беспокоить больную, притворите-ка дверь на кухню — авось уснет, — сказал он и закурил сигару, что явно указывало на то, что он не торопится.
Тимко принес из кухни лампу.
— Что вы скажете, господа, о взрыве виадука? — спросил
— Вряд ли, — возразил Петр. — Скорее украинских националистов.
— Возможно, возможно. Но одно бесспорно: либо большевики, либо украинские националисты. Я, как врач, мало разбираюсь в политике, однако понимаю, что только эти две партии… словом, что поражение поляков прежде всего наруку большевикам и украинцам. Повторяю, я не политик, а потому никак не могу взять в толк, почему эти две организации — большевики и галицийские украинцы — до сих пор, несмотря на явную общность интересов, не заключили между собой соглашения?
— Это не так просто. Дело не в столкновении двух наций, русской и польской, а в борьбе пролетариата и крестьянства против капиталистов и крупных помещиков. Будьте покойны: в решительный момент украинские помещики объединятся с польскими панами против украинских и польских рабочих.
Тимко подкрепил слова Петра энергичным кивком головы. Но Бекеш горячо запротестовал:
— Эта точка зрения мне известна, но я не доверяю таким чрезмерно мудреным, режущим, как бритва, аргументациям. Пусть я, как врач, мало смыслю в политике, но вам не удастся меня переубедить в том, что, по крайней мере сегодня, у большевиков и у украинских националистов один общий враг. Завтра — видно будет, но сейчас пока что не до теорий. Всякому ясно, что если враг общий, значит и интересы общие. Имей я хоть сколько-нибудь влияния на политику, на политику украинских националистов, я бы рекомендовал им заключить союз с большевиками против поляков.
— Я так же далек от большевиков, как вы от украинских националистов, господин доктор. Но, будь я большевиком, пусть бы меня черти взяли, если бы я сошелся с украинскими националистами.
— Хорошо, что решаем этот вопрос не мы с вами, — сказал, смеясь, Бекеш. — Пока мы здесь головы ломаем над чужими проблемами, те, кто вершит делами, уже заключили, быть может, союз.
— Может быть, — ответил Петр.
— Вместо чужих дел займемся-ка лучше своими.
Бекеш осторожно притворил дверь на кухню и на цыпочках подошел к наташиной кровати.
Наташа спала.
Доктор распрощался.
Когда Тимко потушил лампу, уже светало.
Петр как лег, так и заснул.
Спал он крепко, без сновидений. Внезапно проснувшись, не сразу даже понял, где он находится. Натянул на голову одеяло.
— Бьют в дверь прикладом, — удивительно спокойно сказал Тимко и подошел к окну. — Легионеры! — вдруг испуганно вскрикнул он. — Весь дом окружили… Легионеры!..
Петр соскочил с кровати и, распахнув окно, высунулся наружу.
Перед домом стояли два грузовика. На обоих, спереди и сзади, по пулемету. Кругом легионеры, человек двадцать, если не больше. Винтовки,
Из кухни доносились крики испуганной Наташи. Ольга, с ребенком на руках, очутилась возле Тимко.
Петр отпер двери.
— Нам нужен Петр Ковач.
— По какому делу?
Легионеры не ответили. Обнюхали комнату, как ищейки, и один из них положил руку на плечо Петру.
— Ты Петр Ковач?
О защите нечего было и думать. В один миг Петру скрутили за спину руки, связали ноги ремнем и швырнули его на грузовик.
Тимко неподвижно стоял у раскрытого окна. Ольга кинулась было к автомобилю, но ее грубо оттолкнули кулаками.
Один грузовик отъехал, и тогда на второй бросили отчаянно сопротивлявшуюся Наташу.
Легионеры, словно выполняя хорошо заученный гимнастический номер, с молниеносной быстротой вскочили на грузовик. Загудели моторы, и облако пыли поглотило мчавшиеся автомобили.
Когда разбуженные шумом соседи высыпали на улицу, пыль уже улеглась.
Тимко протер глаза, будто очнувшись от сна. От пережитого волнения и страха руки и ноги у него были точно налиты свинцом. Ольга положила ребенка на кровать и подбежала к мужу. Схватила его за ворот рубахи и сильно встряхнула.
— Помогите!.. — закричала она вдруг.
Тимко с минуту молча глядел на нее, потом оттолкнул от себя и, как был, полуодетый, выскочил из дому.
Он со всех ног пустился бежать к заводу.
Дремавший в воротах сторож испуганно вскочил.
— На завод? Нельзя…
— Пожар! — крикнул Тимко.
— Ты, может, пьян?
Но к Тимко уже подбегали люди. Сторожа, тщетно пытавшегося их урезонить, попросту отпихнули в сторону и помчались к химической фабрике, где работала ночная смена.
Несколько минут спустя пронзительно завыли гудки.
— Пожар… Пожар…
Тимко из конторы позвонил по телефону в Полену. Пришлось прождать минут десять, прежде чем позвали младшего брата Гонды. Тимко не мог устоять на месте от нетерпения.
— У нас пожар! — выкрикнул он в трубку, когда младший Гонда, наконец, отозвался. — Ударьте в набат. Пусть каждый, у кого руки-ноги целы, тотчас же спешит в Свальяву. С топорами и цапинами, а у кого есть оружие — тот с оружием.
— С оружием? На пожар? — удивился Гонда.
— Вот именно — с оружием.
— Так вот каков у вас пожар! Наконец-то!..
Не дольше, чем через час, из Полены в Свальяву отправился первый поезд. Люди облепили даже буфера. Множество топоров и цапин придавали поезду сходство с огромным ощетинившимся ежом.
Били в набат.
В седьмом часу отошел второй поезд. Третий стоял под парами, поджидая дровосеков, живших далеко. Но к девяти часам и он прибыл в Свальяву.
Петра бросили на грузовик полуголым. Одежду и башмаки швырнули туда же. На каждом ухабе голова Петра колотилась о борт автомобиля. Один из легионеров, рыжеватый курносый парень, сунул Петру под голову его одежду, а затем, после некоторого колебания, скинул с себя защитного цвета шинель и прикрыл ею дрожавшего от утреннего холода арестанта.