Тит Антонин Пий. Тени в Риме
Шрифт:
– Но об этом следует помалкивать, – предупредил Проперций. – Если будешь держать язык за зубами, станешь надсмотрщиком. Еще и удовольствие получишь.
Сацердата согласился, и однажды вечером, сразу после с трудом выигранного поединка, в сопровождении двух стражей его отвели в богатый дом, где проживал один из известных в городе магистратов. Там его ждала хозяйка, перед которой он сообразил предстать этаким наивным и глуповатым простачком, восхищенным честью, которую оказала ему римская гражданка.
Сацердата не очень-то распалялся при виде женских прелестей, однако натешить хозяйку ему не составило большого труда. Когда женщина захрапела,
Как добыть свободу?
С точки зрения философов, которых в ту пору расплодилось в Риме видимо-невидимо и которых Сацердата откровенно презирал, ответ был ясен: начинать надо с самого себя. Правда, понимал он этот совет несколько иначе, чем рекомендовали бродячие «мудрецы», которые, взывая к разуму слушающих, требовали от них нравственного самоусовершенствования. Этим – укреплением добродетели – следовало заниматься каждый день, от поступка к поступку, не тратя время на безразличное или, что еще хуже, на порочное.
Как бы не так, решил Сацердата. Если уж начинать с самого себя, то для начала неплохо обзавестись деньгами, затем властью над теми, от кого он зависел.
Хотя бы над ланистой Стрибоном!..
Понятно, восхождение к достойной жизни всегда начинается с малого, но где найти это малое?
…Дождавшись, когда женщина заснет, он решил обыскать хозяйские покои.
Рассчитал все точно – хозяина, местного воротилу из сословия всадников, разбогатевшего на поставках в армию, дома быть не могло, следовательно, самое время домашним рабам расслабиться. Этим он и воспользовался. Отыскав драгоценности хозяйки, взял что подороже и спрятал так, что ни при каком ощупывании их нельзя было отыскать.
Сацердата всегда отличался исключительной предусмотрительностью – его действительно обыскали, когда он еще затемно собрался покинуть этот дом.
В следующий раз, угодив хозяйке, то и дело называвшей его «мой отважный бычок», он стащил перстень. Камень, в обрамлении лавровых листьев, был очень большой и развалистый. Было очень больно, но Сацердата стерпел.
Через неделю, сумев выбрать момент, он проник в служебное помещение школы, где ему повезло добыть кое-какие важные бумаги, уличающие ланисту в обмане своих компаньонов. На следующий день он после посещения матроны не вернулся в казарму, а отправился в Рим. Около полудня, при дневном свете, его схватили на Аппиевой дороге, доставили в Капую, поставили перед ланистой, который, обозвав его поганым и неблагодарным псом, пригрозил самой жуткой казнью, которую только мог выдумать, – поединком с хищными зверями. Это было жуткое и худшее наказание, ведь если зверь не добьет бестиария на арене, а всего лишь вырвет ему внутренности, после излечения тому вновь придется повторить поединок.
Сацердата вздрогнул, однако, заранее подготовившись к допросу, сумел сохранить присутствие духа и объявил, что ланиста играет с огнем.
Тот, никогда не занимавшийся рукоприкладством, ударил строптивого раба так, что Сацердата на миг потерял сознание.
Но не самообладание.
Очнувшись, Сацердата предупредил: если хозяин еще раз ударит, ему очень не поздоровится. Его компаньон из местных высокопоставленных магистратов, а также супруг известной ему матроны, очень заинтересуются некоторыми сведениями, которые касаются мошенничества при покупке живого товара, который позволил себе «уважаемый хозяин школы».
Шанс
– Что ты хочешь этим сказать, негодяй?!
– Если ударишь еще раз, сам выйдешь на арену. Городской прокуратор и твой компаньон будут извещены, как ты, уважаемый хозяин, обвел их вокруг пальца с последней и предыдущими сделками.
Проперций Стрибон отвел кулак.
– …Но и это полбеды. Твоего компаньона также известят, что его почтенная супруга, изменившая ему с презренным гладиатором, расплачивалась с рабом самым постыдным образом – драгоценностями, которые покупал ей муж.
Эта угроза заставила Проперция задуматься.
Появление матроны, которая, обнаружив пропажу драгоценностей, бросилась к ланисте за помощью, окончательно привело его в чувство.
Какой скандал она закатила, Сацердата не знал, но догадался по резко помягчевшему тону хозяина школы… будто бы он, презренный негодяй, предварительно прощен и будет назначен надсмотрщиком. Сацердата знал, что верить этим словам нельзя. Не убьют на арене, зарежут ночью.
Конец один…
Он отказался от должности надсмотрщика и потребовал выпустить его на свободу, чего в принципе не могло быть. Рабов в Риме освобождали в редчайших случаях, когда, например, хозяин публично отказался от находящегося при смерти раба, а тот возьми и выживи. Чаще переводили в вольноотпущенники, а положение этого сорта римлян тоже было очень далеко от полноценного гражданства.
Проперций Страбон так и спросил Сацердату – соображает ли он, что говорит?
Тот ответил – соображаю.
– Я сбегу из школы, а ты два месяца не будешь подавать на меня в розыск. Все остальное я беру на себя. Если через два месяца твои люди прирежут меня, значит, я проиграл.
– Побег в обмен на бумаги?
– Да, хозяин.
– А драгоценности?
– Драгоценности останутся у меня в качестве залога. Матрона все равно никогда не признается в их утрате. Я же, попавшись в руки городского эдила, скажу, что это плата за удовольствия. Ее супруг не станет раздувать дело, причем не важно, поверит он или нет.
Через неделю, уже простившись с жизнью и моля о легкой смерти, Сацердата получил ответ.
Ланиста заявил, что согласен. «Бежать ты, презренный, сможешь через неделю. Тебя месяц не будут разыскивать».
Сацердата поклонился – в первый и последний раз в жизни – и бежал на следующий день.
Пристроился в Риме, нашел покровителя в лице сенатора Аквилия Регула, открыл мастерскую по изготовлению надгробных памятников и в первый раз вздохнул с облегчением. Исполняя тайные поручения сенатора, вволю насмотрелся на нравы сильных в Риме. Убив сенатора Красса и доставив его голову Регулу, Сацердата с нескрываемым изумлением наблюдал, как обрадованный сенатор вцепился зубами в ухо отделенной от туловища головы.
После этого, тайно пробравшись в Капую с подельниками, он лично зарезал Проперция Стрибона. Дела Сацердаты сразу пошли в гору. Правда, после убийства в доме Проперция казнили каждого десятого раба.
Теперь его ожидал тяжелый разговор с одуревшим от славы и денег Витразином, с презренным рабом, который посмел напялить на себя тогу.
Для начала Антиарх по привычке схватился за голову: как ты жесток и безжалостен, Витразин! Ты забыл оказанные тебе благодеяния. Ты гонишь меня на улицу или даже на смерть…