Тит Антонин Пий. Тени в Риме
Шрифт:
– Нет, претор! Позволю себе напомнить, ночь редко – очень редко! – бывает темна до полного отсутствия света. До его неприятия!.. В ночи всегда что-то светится – например, звезды. Я уж не говорю о луне.
Луций, стоявший у распахнутого окна, улыбнулся.
– Я слыхал о мошеннике, который объявил себя супругом луны. Кстати, он даже ухитрился выдать свою дочь за римского патриция. Я бы назвал этот брак совершённым по воле небес, если бы патрицию не стукнуло шестьдесят, а дочери Луны пятнадцать. Интересно, чем они занимаются по ночам? Вероятно, патриций
Все присутствующие заулыбались.
Луций, доказавший, что он оказался единственным, кто не растерялся в присутствии местного фокусника, изящно поигрывал цветком лотоса. Он то принюхивался к его аромату, то выписывал божественным цветком замысловатые фигуры.
Старик неожиданно и охотно подтвердил:
– Я тоже слыхал об Александре из Абинотеха. Вся разница между мной и этим лжепророком в том, что я не беру деньги за пророчества, которые произносит прирученная им змея с человеческой головой. Я также не требую неземных почестей и не торгую своими приверженцами.
– На что же ты живешь, Антиарх?
– Я довольствуюсь малым. Жизнь научила меня довольствоваться куском вчерашней лепешки и глотком молока, на которые не скупятся люди.
– Каким же образом ты ухитряешься выманить у наших бессердечных, не знающих слова «жалость» подданных несколько асов на кусок засохшей лепешки и чашку молока?
– Я помогаю им приручить свои тени.
– И каковы успехи?
– Я готов продемонстрировать тебе, госпожа, что тень не такая безобидная вещь, как нам кажется. Тень прочно связана с хозяином…
– Мне рассказывали, что ты, ударив по тени, разбил глиняный горшок.
– Это пустое, госпожа. Если правильно обращаться с тенью, она способна поведать своему хозяину о нем самом и о тех, кто его окружает, куда больше, чем самый яркий светильник.
– Этот громадный верзила, который поставил столик, и есть твоя тень?
– Нет, это мой раб Исфаил. Он подобен тени, но он всего лишь человек.
– Хорошо, пока оставим Исфаила в покое. Что могла бы рассказать мне моя тень?
– О той опасности, госпожа, которая угрожает тебе и претору Луцию Веру.
Луций удивился:
– Ты, оказывается, куда б'oльший проныра, чем я предполагал. Как ты сумел узнать мое имя?
– Твоя слава, претор, летит впереди тебя.
– Не уходи от ответа. Я сначала посчитал тебя беглым преступником, каких немало прячется по дальним закоулкам империи, однако я ошибся. Давно ли ты поселился в этом забытом богами месте?
– Я живу здесь уже почти семь лет. Здесь мрак особенно глубок и мудр. Отсюда мне видно все, что творится в подлунном мире.
Затем он обратился к Сабине:
– Я также сведущ в тайных делах, которые творятся в Вечном городе, как назвал великий Рим твой супруг, божественный Адриан.
– Какими же тайнами поделился с тобой местный египетский мрак?
– Мрак, госпожа, не бывает местный или римский. Мрак везде мрак, и чем он гуще, тем изобильнее просветления. Поверь старому мракофилу –
Центурион Теренций подал голос:
– Думай, что говоришь, Антиарх, и не веди себя нагло.
– Не спеши обвинять меня в наглости, Теренций. Пророчества – это мое любимое развлечение. Оставь нас и уведи охрану. И заодно присмотри за этим мрачным Исфаилом…
Сабина спросила:
– Откуда он родом, Антиарх?
– Из Эфиопии. Исфаил – самый темный негр, которого можно найти в Африке.
Антиарх окликнул:
– Исфаил? Подойди и представься госпоже.
Из темного угла зала совершенно беззвучно выдвинулся человек в черном одеянии и с черной накидкой на голове. Приблизившись, он скинул накидку, затем оскалился.
Невероятно белые зубы высветились в вечернем полумраке.
Антиарх вздохнул:
– Никак не могу добиться от него согласия избавиться от этих исчадий света. Они никак не подходят его черной душе.
Сабина и Луций рассмеялись. Даже Теренций улыбнулся.
Претор укорил старика:
– Не наводи тень на плетень, старик. Я полагаю, когда потребуются, зубы его станут темнее ночи.
Затем он подал знак Теренцию.
Центурион приказал:
– Пойдешь со мной, эфиоп. И учти, если твой хозяин начнет настаивать, мои молодцы в несколько секунд избавят тебя от этого недостатка.
– Нет, Теренций, – возразил Антиарх. – Этого не надо. Он будет плакать. Это, доложу я вам, такое зрелище, которое лучше не видеть верному служаке и почтенному отцу многочисленного семейства.
Теренций остановился.
– Ты и про меня успел разузнать?! Сколько же у меня детей, Антиарх?
– Восемь, центурион.
Теренций нахмурился:
– Тебе не кажется, что ты слишком много знаешь?
– Таково мое предназначение, Теренций.
Теренций еще более помрачнел.
– Разве ты свободный гражданин, чтобы обращаться ко мне по имени?
– Да, центурион. Я родом из Антиохии [4] , из семьи римских переселенцев. Исфаил, расставь кубки.
Раб молча выполнил указания хозяина и поставил три кубка на низенький столик.
– Я хочу попросить тебя, Теренций, зажечь эти кубки.
Теренций, повинуясь жесту Сабины, взял со стены один из еще горевших факелов и поднес его к первому кубку.
Оттуда с шипением вырвалось невысокое, но очень яркое пламя. То же самое проделал с оставшимися двумя, после чего, повинуясь указующему жесту императрицы, толкнув Исфаила, вышел из зала. Вслед за ними вышел Артемион, поэтесса Бальбила и два других стража.
4
Столица провинции Сирия, третий по величине город в империи после Рима и Александрии.