Титан. Фея. Демон
Шрифт:
— Если ты всем ночам дал имена женщин, то я уж как-нибудь постараюсь придумать свои названия.
Кельвин улыбнулся.
— Нет-нет. Ничего подобного. Все достаточно произвольно. Вон там, позади, замерзший океан. Ему явно подобает быть Океаном. Так я его и назвал. Страна, над который мы сейчас летим, — это Гиперион, а та, что впереди, где горы и неправильной формы море, — это Рея. Если стоять в Гиперионе лицом к Рее, то север от тебя по левую руку, а юг — по правую. Дальше просто идешь
Сирокко мучительно пыталась уложить новые названия в голове.
— Всего мне никогда не запомнить.
— Всего и не надо. Пока что важны только Океан, Гиперион и Рея. Вообще-то здесь на самом деле не все имена титанов. Один из титанов — Фемида, и я решил, что это запутало бы дело. Ну и еще… — Застенчиво улыбаясь, он отвернулся. — Еще одного титана я просто не смог вспомнить. Тогда я взял Метиду, богиню мудрости, и Диониса.
Сирокко такие подробности мало волновали. Названия были удобны и, в своем роде, систематичны.
— Догадываюсь насчет рек. Тоже мифология?
— Ага. Я выбрал девять самых крупных рек в Гиперионе — где их, как ты сама видишь, навалом — и назвал их именами девяти муз. Вон там, на юге, соответственно, Урания, Каллиопа, Терпсихора и Эвтерпа. Полигимния течет в сумеречной зоне и впадает в Рею. А вон та на северном склоне, текущая с востока, — Мельпомена. Ближе к нам лежат Талия и Эрато, которые, похоже, образуют единую систему. А та, вдоль которой вы шли, — это приток Клио, той, что сейчас почти под нами.
Приглядевшись, Сирокко заметила вьющуюся через густой зеленый лес синюю ленточку, проследила весь ее путь до лежащего позади утеса — и раскрыла рот от удивления.
— Так вот куда девается та речушка, — пробормотала она.
А речушка, как выяснилось, дугой вылетала из отвесного склона примерно в полукилометре под ними. Метров пятьдесят она казалась твердой и блестящей, будто из металла, — пока не начинала рассеиваться. Рассеивалась же она стремительно — и земли достигала уже в виде густого тумана.
Вылетало из утеса и еще с добрый десяток водяных фонтанов — хотя и не таких близких и эффектных. Непременным спутником каждого оказывалась богатая радуга. С того места, откуда наблюдала Сирокко, радуги эти выстраивались будто крокетные воротца. Красиво было до жути. Просто дух захватывало!
— Хотела бы я получить тут концессию на торговлю видовыми открытками, — пошутила Сирокко.
Кельвин рассмеялся.
— Ага. Ты торгуешь пленкой для
Сирокко оглянулась на все еще примерзшую к стенке Габи.
— Реакция публики будет неоднозначной. Хотя лично мне нравится. А как называется вон та большая река? Та, куда впадают все остальные?
— Офион. Громадный змей северного ветра. Если приглядишься, то увидишь, что он вытекает из небольшого озерца в сумеречной зоне между Мнемосиной и Океаном. Это озеро должно иметь источник, и я подозреваю, что сам Офион и течет туда под землей — только мы не видим где. А в остальном он открыто течет до самых морей и вытекает из них с другой стороны.
Сирокко проследила всю замысловатую траекторию и убедилась, что Кельвин прав.
— Думаю, географ указал бы тебе, что не может одна и та же река одновременно и впадать в море, и из него вытекать, — сказала она. — Но я понимаю, что эти правила установлены для земных рек. Ладно, назовем его круговой рекой.
— А вон там сейчас Билл и Август, — заметил Кельвин, указывая. — Примерно на полпути по Клио, где третий приток…
— Билл и Август. Мы, кажется, собирались с ними связаться. Но из-за всей этой суматохи с пузырем…
— Я воспользовался твоей рацией. Они уже проснулись и ждут нас. Если хочешь, можешь с ними поговорить.
Сирокко взяла у Габи кольцо от шлема с рацией.
— Билл, ты меня слышишь? Это Сирокко.
— А? Да-да, я тебя слышу. Как ты?
— Лучше не бывает. Лечу в желудке у пузыря. А ты как? У тебя нормально прошло? Не ранен?
— Нет, все замечательно. Знаешь, я хотел… хотел сказать тебе, что страшно рад тебя слышать.
По щеке у Сирокко поползла слеза, и она смахнула ее ладонью.
— А тебя-то как приятно слышать, Билл. Когда ты вылетел в то окно… а, черт! Ведь ты наверняка не помнишь.
— Я очень многого не помню, — сказал Билл. — Потом нужно будет многое прояснить.
— Умираю, хочу тебя видеть. На тебе есть волосы?
— Уже по всему телу растут. Знаешь, это лучше оставить на потом. Нам нужно о многом переговорить — тебе, мне, Кельвину и…
— Габи, — отважилась Сирокко после какой-то слишком уж долгой паузы.
— Габи, — не очень уверенно повторил Билл. — Понимаешь, меня тут кое-что смущает. Но ничего, разберемся.
— У тебя правда все хорошо? — Сирокко вдруг стало зябко, и она потерла ладонями предплечья.
— Да-да. А когда ты прибудешь?
Сирокко спросила у Кельвина. Тот просвистел короткий мотивчик. Откуда-то сверху донесся другой похожий мотивчик.
— Вообще-то у пузырей нет четкого представления о времени, — сказал Кельвин. — По-моему — еще три-четыре часа.