Титан
Шрифт:
«Неужели обладание этими закопченными мрачными коробками дает власть?» — размышляла Эдвина.
Ник бесспорно имеет власть. Могущество. Эдвина тоже одно время имела эфемерное могущество: когда снималась в фильмах и была знаменитой кинозвездой. Теперь оно ушло. Так, может, именно могущества не хватает ей в жизни? Нет, нет… Во всяком случае, ее не привлекало могущество Ника. Нет, Эдвина никогда не хотела заниматься бизнесом — это казалось ей скучным. Она была даже возмущена могуществом Ника! Ведь ее независимость юности, все ее «заскоки», одним из которых следовало считать ее карьеру кинозвезды, вся ее жизнь, похоже, ограничились
А если раскрыть карты? Что важнее для Ника: жена или работа? Это была опасная мысль, но именно в ней крылось существо вопроса. Может, этот красавчик Честер Хилл как раз и нужен ей сейчас? И тут Эдвине стало ясно, как именно ей хочется «взбрыкнуть». Она обернулась к Хиллу и увидела, что он смотрит на не.
— Мистер Хилл, — проговорила она, — мы с мужем затеяли провести пикник 4 июля. Нажарим побольше хотдогов. Устроим фейерверк. Ну и вообще. Будет весело. Приходите.
Он сильно удивился. Ник редко приглашал к себе даже самых высокопоставленных своих подчиненных. Всем было хорошо известно, что Флеминг гостеприимно принимает у себя и всячески развлекает только тех людей, которых он пытается подтолкнуть к заключению сделки. Подчиненных же он держит на приличной дистанции.
— Я э-э…
— Там будут интересные гости, — добавила Эдвина. — Включая нашего старого знакомого из Германии графа фон Винтерфельдта, министра культуры. Мне кажется, вам у нас понравится. Или у вас уже другие планы на ту субботу?
— О нет! У меня нет никаких планов.
— Тогда придете? — Она очаровательно улыбнулась.
«Что происходит? — думал он. — Черт возьми, что происходит?»
— О да, с удовольствием! С удовольствием приду. Спасибо.
— Вот и хорошо. Приезжайте к полудню. И не забудьте захватить купальный костюм. Предсказывают жаркую погоду, и вы, конечно, захотите искупаться в бассейне.
«Не важно, буду я с ним спать или нет, — думала она. — Важна будет реакция Ника, когда я скажу ему, что хочу спать с Хиллом».
— Что ты сделала? — в изумлении воскликнул Ник часом позже, когда они сидели на заднем сиденье «кадиллака» и ехали обратно в Гринвич-виллидж.
— Я пригласила Честера Хилла на наш субботний пикник, — небрежно отозвалась Эдвина.
— За каким дьяволом ты это сделала? Ты ведь отлично знаешь, какие у меня отношения с подчиненными!
— Не нервничай, милый. Все очень просто. Помнишь, несколько лет назад в Германии я сказала тебе, что ненавижу двойной стандарт применительно к семейной жизни? Помнишь, мы договорились, что если мне попадется человек, с которым я хотела бы переспать, я скажу сначала тебе? Ну так вот, я нашла такого человека. Я хочу переспать с Честером Хиллом.
У Ника был такой вид, будто его хватил апоплексический удар.
— Эдвина, не дурачься. Не забывай, что, помимо всего прочего, этот человек на меня работает! Он один из моих вице-президентов, черт возьми!
— Я знаю. Мне кажется, что это делает его в моих глазах еще интереснее.
— Дьявол! Не знаю, что за дурь влезла тебе в голову, но
— Да?! Так, значит, те твои слова были просто болтовней? Значит, ты занимаешься любовью с молодыми актрисами — которые тоже, между прочим, на тебя работают, — а мне нельзя разочек переспать с одним из твоих вице-президентов?
— Идиотское сравнение.
— Тебе оно, может, и кажется идиотским. А мне нет.
— Между прочим, я тебе не изменял.
— Так я и поверила.
— А я тебе говорю! Послушай, Эдвина, у тебя могут быть какие угодно представления о семейной жизни, но у всей Америки они такие: жена не должна гулять на стороне!
— Не говори глупостей. Лично я знакома со множеством жен, включая жен наших друзей, которые преспокойно гуляют на стороне. Хочешь имена? Салли Уинстон, которая спит с Пайпингом Роком, с одним теннисистом-профессионалом. Эльвира Несбит, которая — это ж надо! — спит со своим адвокатом. Дороти Данлоп, которая перебрала уже половину мужского населения Палм-бич. Агнес де Вит…
— Да мне плевать на них. Меня интересует наша жизнь. Ты и я. И наши дети.
— Я вовсе не говорю о том, что собираюсь рушить нашу семью. То, что я говорю, не имеет никакого отношения к моей любви к тебе. Это дело принципа. Я считаю, что у меня есть право на временного любовника, если я хочу его иметь. И если ты меня хоть немного уважаешь как человека, а не только как жену, ты должен предоставить мне это право. То самое право, которое я предоставила тебе уже давно. Одному только Богу, наверное, известно, сколько раз я могла крутить хвостом у тебя за спиной! Но я уважаю тебя и не занимаюсь этим. Я хочу заниматься любовью с другим мужчиной с твоего ведома. И одобрения.
— Если все это шутка, то довольно дурацкая.
— Это не шутка. Я серьезна как никогда.
— Ну что ж, мой ответ — нет. Другого не будет. И предупреждаю, Эдвина, если ты будешь строить глазки Честеру, я его уволю. И учти, этим ты не просто испортишь карьеру молодому человеку, но и нанесешь существенный вред нашей обороноспособности, потому что Честер как раз сейчас работает над одним очень важным проектом.
— Даже интересы государства приплел! — перебила его Эдвина. — Но скажи, что тебе важнее: права твоей жены или какое-то паршивое оружие для армии?
— Я бы сказал: какое-то паршивое оружие для армии! Тут и вопроса нет.
— О, хорошо! Значит, мы с тобой во многом расходимся. О Ник, я знала, что все этим кончится! Я знала, что, если только заикнусь об этом, ты так или иначе, но обязательно вывернешься. Ты апеллируешь к национальной обороноспособности? Что ж, оригинально, по крайней мере.
Она отвернулась от него и стала смотреть в окно.
— Ну? — спросил он после паузы. — Что ты собираешься делать?
— Там видно будет.
— Эдвина, я люблю тебя. До сих пор мы так хорошо жили. Ну давай же не будем все это разрушать во имя какого-то там твоего сиюминутного и бредового плана!
— Это не бред. И, как я уже сказала тебе, это не имеет никакого отношения к нашему семейному счастью.
— Ничего себе, не имеет!
Последние слова он произнес негромко. Она знала, что, когда он говорит тихо, это хуже всего. Она вновь повернулась к нему. В глазах у нее блестели слезы.
— Эх ты, Ник, — сказала она. — Меня больше всего раздражает то, что ты отказываешься понять, насколько это все для меня важно!