Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
Потом раздался звук поцелуя, и я, отпрянув от двери, быстрыми шагами направилась в противоположную сторону.
Имя кузины Бетти всегда было окружено в нашей семье некой тайной. Мама никогда о ней не говорила, а я согласно старой семейной традиции – не спрашивала. Кузина Бетти жила в Париже, давно покинув нашу нежную Англию, изредка отправляя нам письма и открытки. Мама их не читала, а сразу складывала в красивую шкатулку из розового дерева, которую закрывала на ключик. Пару раз я видела, как она доставала письмо и плакала, читая его. Меня к шкатулке не допускали, хотя она стояла в маминой спальне
Однажды она вышла из спальни, ее срочно позвали. Я пробралась туда и стояла около трюмо, вдыхая сладкий аромат духов. Шкатулка была приоткрыта, я оглянулась: мамины шаги удалялись от двери. Я решилась в один момент. Быстро открыла шкатулку и, сунув наугад туда руку, достала открытку. Она слабо пахла сладким обворожительным запахом… На ней была изображена красивая темноволосая молодая женщина с розой в руке и в обрамлении гирлянды цветов. Она стояла вполоборота и улыбалась. А за ней была парижская улица и высилась Эйфелева башня.
Раздались легкие шаги, и я, сама не зная почему, сунула эту открытку в рукав и отскочила от трюмо.
Мама вошла сияющая, с улыбкой на лице.
– Ты здесь? – спросила она.
– Да, я искала тебя и поэтому зашла в спальню.
Потом долгими вечерами перед сном я смотрела на эту открытку и любовалась женщиной и кусочком Парижа. Все это было внове, мучительно-сладко, таинственно. Огромный мир существовал за окном моего дома, а я пока была всего лишь зритель, но не участник событий в нем. Но события ждали меня, ждали, когда я вырасту…
Порой мне казалось, что время течет преступно медленно… И я никогда не повзрослею, не вступлю в другой, не похожий на наш мир.
И когда мама за вечерним чаем сказала, что мы с ней поедем на «Титанике» в путешествие, я невероятно обрадовалась. Да что там, я была уверена, что ослышалась. Но когда она повторила: да-да, дорогая, мы плывем на «Титанике», я едва усидела за столом, а потом, когда чаепитие закончилось, выбежала в сад и стала рассказывать о своей поездке нашему рыжему сеттеру Чарли. Собака слушала меня внимательно, наклоняя морду то в одну, то в другую сторону, а я присела и зарылась лицом в ее шерсть. Ах, Чарли, прошептала я, как я счастлива, ты даже не представляешь, моя рыжая родная собачища.
Перед сном я, как обычно, достала открытку и долго смотрела на нее.
Иногда я разговаривала с этой дамой, «кузиной Бетти», иногда просто смотрела на ее лицо и мечтала о Париже, о путешествиях, о том, что, возможно, когда-нибудь я объеду весь мир.
Иногда мне казалось, что она в любой момент может сойти с этой открытки и заговорить со мной.
В тот вечер, когда я узнала о поездке, я долго не спала, словно грезила наяву, в ушах звучала музыка, Я представляла, что уже плыву на этом пароходе, любуюсь морем, закатами, рассветами…
Время перед отъездом пролетело быстро, но буквально накануне выяснилось, что мама не сможет поехать со мной. Смущаясь, она сказала, что скоро у меня будет братик или сестричка. И поэтому она вынуждена остаться дома, путешествие для нее – слишком рискованное предприятие. Я поняла, что она была не прочь поехать, но отец протестовал, и ей пришлось подчиниться ему. Со мной поедет наша дальняя родственница, старая
За день до отплытия мы переночевали в Лондоне, а оттуда поехали в Саутгемптон.
Настроение у меня было чудесное. Я вертела головой в разные стороны, несмотря на замечания матери, которая все время с мягкой улыбкой призывала меня не отвлекаться, а сосредоточиться перед отплытием. Мне все хотелось запомнить, запечатлеть в памяти, подспудно я чувствовала, что день, когда я ступлю на борт «Титаника», будет одним из самых замечательных в моей жизни.
И вот мы уже подходим к кораблю… Когда я его увидела, чуть не лишилась дара речи: таким огромным и величественным он был. Из его труб поднимались клубы дыма. Родители взошли на палубу вместе со мной и Флосси. Мама была ошеломлена открывшимся великолепием и даже не пыталась скрыть своего потрясения. В ее взгляде, обращенном к отцу, читался скрытый упрек. Было видно, что она очень хочет отправиться в это путешествие, но, как я уже говорила, отец отговорил ее под предлогом заботы о здоровье будущего малыша. Всюду царило оживление, слышались веселые голоса. Мы подошли к шикарной широкой лестнице, в верхнюю часть которой были встроены большие часы с бронзовыми фигурами. А над лестницей возвышался огромный стеклянный купол.
– Ах, Элли! Как все красиво! – прошептала мама, склоняясь ко мне, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. – Как бы я хотела… – И она замолчала.
Мы прошли в читальный зал, а потом в зимний сад, миновали холл…
Мы старались все рассмотреть, запомнить…
Нас потряс ресторан в стиле Людовика XVI: большие оконные ниши, задернутые шелковыми шторами, стены, отделанные под светлый орех. А рядом – кафе «Паризьен» – по-летнему легкое и изящное: вьющиеся растения и плетеные стулья вокруг столиков.
– Мне это напоминает Париж, – прошептала мать.
Один-единственный раз моя мама с семьей, еще до замужества, была в Париже, и та поездка оставила в ее душе неизгладимый след на всю жизнь. Хотя она не любила вспоминать о том путешествии, но когда хотела подчеркнуть значимость момента, говорила: «Мне это напоминает Париж!»
Восхищение вызвал бассейн и комплекс турецких бань. Потом маме почему-то стало плохо. Она остановилась и, виновато улыбаясь, сказала: «Кажется, прихватило сердце».
– Что с тобой, дорогая? – наклонился к ней отец. Он бросил сердитый взгляд на меня, как будто я была виновата в мамином недуге. – Я же говорил тебе: останься дома, я и один смогу проводить Элли. Ты сама вызвалась…
– Да-да. – Мама по-прежнему виновато улыбалась, словно она испортила детям праздник, который они давно с нетерпением ожидали. – Но мне очень хотелось все осмотреть самой, увидеть, на чем будет путешествовать моя маленькая Элли!
Они решили вернуться на берег. Мама тяжело дышала, над верхней губой и на лбу у нее выступили бисеринки пота.