Титаник. Псалом в конце пути

Хансен Эрик Фоснес

Все быстро вошло в свою колею. Бог, великий бог и властитель концертных залов и салонов Европы, виртуоз, играющий с неподдельной страстью, исчез в тот же день, что и приехал. Но Лео помнит мимолетную улыбку, которой маэстро улыбнулся ему напоследок в музыкальном салоне. И другую, змеиную улыбку, обнажившую его клыки, когда он прощался с родителями. А ведь в музыкальном салоне в его улыбке было что-то человеческое. Лео избежал поездки в Париж. Родители были разочарованы — или обрадованы, сказать трудно. Еще год, самое меньшее, нужно подождать, сказал маэстро. Именно тогда в лицах родителей мелькнуло разочарование, особенно у

отца — разве его сын недостаточно хорош? Однако они быстро смирились с тем, что Лео не уедет прямо сейчас, особенно мать. Пока он жил дома, семья купалась в блеске его славы. Занятия продолжались по-прежнему, но теперь после ужина ему приходилось лишний час упражняться.

Скоро он отправится в свое первое настоящее турне.

— Он и слишком мал, и слишком велик для своего возраста, — сказал маэстро. Интересно, какой смысл вложил он в эти слова? Нет, Лео не совсем понимал этого удивительного человека, который посетил их, чтобы познакомиться с ним. Вид его внушил Лео ужас. Может, поэтому его и начала бить дрожь? Кто знает. Но вместе с пугающим холодом, с чем-то явно сверхчеловеческим в этом маэстро было что-то еще. Он сумел утешить Лео! Поэтому иногда Лео думал, что маэстро в черном — единственный человек, с которым он мог бы поговорить о важных вещах. Ведь он не мог говорить о них с родителями. Или с придворным капельмейстером Гёшем. Гёш походил на гнома, его лысый череп был усеян бородавками, играл он технически блестяще и преподавал прекрасно, но все это без исключения было мертвое, безжизненное.

Что сказал великий незнакомец, игравший, как дьявол? Он сказал, что упражнялся до тех пор, пока у него не начинала идти носом кровь. Трудно себе представить, чтобы Гёш когда-нибудь так упражнялся. У Гёша в жилах вообще не было крови. Вместо крови по ним тек формалин.

Чтобы так упражняться, думал Лео, нужно уметь угадывать совершенное, видеть проблески невозможного. И эти проблески уже не дадут увидевшему их бедняге ни покоя, ни отдыха.

Лео почти жалел, что не поехал в Париж. И вместе с тем у него начиналось удушье при мысли о маэстро, о том, как бы он жил при таком учителе, один, в большом незнакомом городе, не имея свободного времени, чтобы сочинять музыку. Нет, слава Богу, что он не поехал в Париж!

Необъяснимый припадок, случившийся с ним в тот день в музыкальном салоне, больше не повторялся. Родители так и не узнали о нем.

Что с ним тогда было? Лео не знал. Лишь иногда по ночам, когда он бывал особенно утомлен и напряжен, Лео замечал слабую дрожь в груди и в плечах, такую же, с какой все началось в тот день. Но она не усиливалась. Он засыпал и словно опережал ее. И тем не менее его не покидало чувство, что на самом деле все обстоит совсем не так, как кажется, что это лишь оболочка, за которой скрывается какое-то темное зло. После случившегося в музыкальном салоне Лео лишь через несколько дней более или менее пришел в себя. Сочинение музыки по-прежнему давалось ему с трудом. Но то немногое, что он все-таки сочинил, ему нравилось.

Лео перевернулся в траве. Над деревьями раскинулось высокое светло-голубое небо с белыми облаками. Можно полежать еще несколько минут, потом надо возвращаться…

Но вдруг что-то настораживает его. Он чувствует на себе чей-то взгляд. Сам не зная почему, он уверен, что за ним наблюдают. Откуда? Должно быть, из-за деревьев. Лео медленно встает, отряхивает одежду, с безразличным

видом оглядывается по сторонам. Нет, никого. И все-таки его не покидает чувство: за ним кто-то наблюдает.

Он делает несколько шагов по направлению к Фиделио. Стоит полная тишина, только слышится слабый шорох леса. Должно быть, ему показалось. Не забыть бы купить в Хенкердингене чернил. Лео еще раз осматривается по сторонам. И вдруг слышит тихое рычание.

Он замирает. Рычание доносится из леса у него за спиной. Он отпускает коня и идет к лесу. Рычание становится громче и наконец переходит в заливистый лай. Из кустов появляется собака, делает шаг, второй, она большая и черная, похожа на овчарку. Собака останавливается и лает на Лео. Он осторожно подходит к ней ближе. Собака не виляет хвостом, уши прижаты. Она совершенно черная и мохнатая, это не овчарка, а помесь, полукровка. Очень грязная, передняя лапа поранена, наверное, побывала в драке.

— Ну-ну, — ласково уговаривает собаку Лео. Она рычит и косится на него. Лео слышит, что Фиделио забеспокоился. На собаке нет ошейника, нет даже веревки вокруг шеи. Бродячая собака. Лео делает к ней еще шаг, шерсть у нее тут же встает дыбом, рычание становится низким и не предвещает добра. Она вот-вот кинется на него и вполне может его покусать.

Он не двигается. Собака замерла в двух шагах от него. Почему она остановилась? Почему не прыгнула на него? Лео вдруг понимает, что собака охраняет кого-то, кто прячется у нее за спиной.

В кустах кто-то сидит на корточках.

— Выходи, — спокойно говорит Лео.

Маленькая фигурка нерешительно поднимается; это девочка, она младше его, ей лет восемь, на ней рваная зеленая юбка и коричневый жакет. Лицо поцарапано, волосы нечесаные и грязные. Лео не может припомнить, чтобы когда-нибудь видел ее в Хенкердингене. Прикусив губу, девочка испуганно смотрит на него большими глазами, ей страшно. Он не понимает почему. На щеке у нее шрам, нет, просто царапина, идущая вверх от уголка рта, кожа по краям царапины сморщилась. Заячья губа. Потом Лео замечает, что девочка держит в руке двух кроликов.

Браконьерство, думает он. Здесь охотиться запрещено.

— Это твоя собака? — спрашивает он. Глаза девочки становятся еще больше, она молчит.

— Ты долго там стояла?

Девочка по-прежнему молчит, но отрицательно мотает головой. Она невероятно грязна и до смерти напугана.

— Не бойся, я тебя не обижу, — говорит Лео. Но до него вдруг доходит, что девочка не понимает его. Она тревожно оглядывается, потом открывает рот с заячьей губой и произносит несколько слов на неизвестном Лео языке. Он никогда не слышал этого языка. Не понимает ни слова. Девочка умолкает.

Лео улыбается и качает головой в знак того, что ничего не понял. И вместе с тем он все-таки понял ее, уловил смысл в этих незнакомых звуках. Ее лицо заставляет его задуматься.

Она снова говорит. Теперь спокойней. На этот раз она произносит немецкое слово:

— Мой брат. Брат. — Она повторяет это много раз. Лео понимает.

— Ты ищешь своего брата?

Девочка энергично кивает. Собака успокаивается, однако сбоку продолжает напряженно наблюдать за Лео. Он улыбается еще раз, потом показывает на кроликов, которых она держит за уши. Одна рука у нее в крови. Силки, догадывается Лео и вздрагивает, вспоминая осеннюю охоту с отцом. Он показывает на кроликов, хлопает себя по животу.