Титус Гроан

Пик Мервин

Госпожа Шлакк все сжимала и сжимала ладошки, а подходя к парадным дверям дома, вдруг остановилась и по привычке, обозначавшейся в ней в минуты смятения, подняла ладошку ко рту и потянула себя за нижнюю губу, старые водянистые глазки ее слабо вглядывались в Фуксию. Она уж было начала что-то говорить, но тут звук шагов заставил ее и двух ее спутников обернуться и уставиться в темноту, из который к ним приближался какой-то человек. Продвижение его сопровождалось чуть слышным потрескиваньем, как будто снова и снова ломалось нечто хрусткое.

– Кто

там? – спросила госпожа Шлакк. – Кто там, единственная моя? Ох, какая темень!

– Всего-навсего Флэй, – ответила Фуксия. – Пойдем же, я устала.

Но их уже окликнули из темноты.

– Кто? – каркнул жесткий, сдавленный голос. Присущая господину Флэю манера выражаться была пусть и не всегда удобопонятной, но, во всяком случае, немногословной.

– Что вам, господин Флэй? – прокричала Нянюшка, немало удивив тем и себя самое, и Фуксию.

– Шлакк? – снова спросил жесткий голос. – Нужна, – добавил он.

– Кто нужен? – пропищала в ответ Нянюшка, которой обхождение Флэя с нею всегда казалось несколько бесцеремонным.

– С вами кто? – пролаял Флэй, которого уже отделяло от них всего несколько ярдов. – Только что три.

Фуксия, давно овладевшая искусством истолковывать восклицания отцовского слуги, поспешила обернуться и – с удивлением и облегчением – обнаружила, что Стирпайк исчез. Но не примешивалась ли к этим чувствам и толика разочарования? Протянув руку, она прижала к себе старую няню.

– Только что три, – повторил Флэй, подошедший совсем близко.

Фуксия хмуро покачала головой и резко повернулась к Флэю, конечности которого, казалось, отставали от него, заблудившись в темноте. Усталость сделала ее раздражительной, и теперь она выплеснула на сурового слугу чувства, которые сдерживала.

– Уходи! уходи! – закричала она. – Кому ты здесь нужен, глупый, сварливый человек! Кому ты нужен? – орешь «Кто здесь» и думаешь, ты такой важный, а ты всего-навсего тощий старик! Иди к отцу, там твое место, а нас оставь в покое!

И Фуксия, громко и изнуренно заплакав, подскочила к иссохшему Флэю и, обхватив его поясницу руками, залила слезами жилет старика.

Руки Флэя остались свисать по бокам, ибо прикоснуться к леди Фуксии, даже из самых добрых побуждений, было делом неподобающим, – в конце концов, он всего лишь слуга, пусть и самый главный.

– Уйди, пожалуйста, – сказала наконец Фуксия, отходя от него.

– Светлость, – произнес слуга, почесав в затылке. – Светлость хочет ее.

И он дернул подбородком в сторону старой няньки.

– Меня? – вскричала нянюшка Шлакк, до этого мига посасывавшая свои зубы.

– Тебя, – сказал Флэй.

– Ох, бедное мое сердце! Когда? Когда он меня хочет? Ох, дорогой мой! Чего он хочет?

– Хочет завтра, – ответил Флэй, развернулся и пошел в темноту, и скоро скрылся из глаз, а несколько погодя затих и хруст его колен.

Больше ждать они не стали, но со всей поспешностью, на какую были способны, приблизились к парадной двери дома

из красного песчаника и Фуксия, рукавом утерев глаза, громко стукнула в нее дверным молотком.

Они ждали, слушая пение скрипки.

Фуксия снова ударила в дверь, через несколько секунд музыка прервалась, шаги приблизились к дверям и остановились. Сдвинулся засов, половинка двери отворилась, залив гостей сильным светом, и Доктор взмахом руки пригласил их войти. Затем он запер за ними дверь – но не раньше, чем тощий юноша скользнул в прихожую и встал между Фуксией и госпожою Шлакк.

– Так-так-так-так! – сказал Доктор, смахнув волосок с рукава куртки и блеснув зубами. – Так вы привели с собой друга, драгоценнейшая моя маленькая светлость, так вы привели с собой друга – или (он приподнял брови) не привели?

Во второй раз за вечер госпожа Шлакк с Фуксией обернулись, пытаясь понять, о чем их спрашивают, и обнаружили сразу за собою Стирпайка.

Тот поклонился, не отрывая взгляда от Доктора.

– К вашим услугам.

– Ха-ха-ха! Но я ни в чьих услугах не нуждаюсь, – сказал доктор Прюнскваллор, так перевивая на груди длинные белые руки, словно то были два шелковых шарфа. – Возможно, я и был бы не прочь, чтобы кто-нибудь занялся исполненьем моих услуг. Но к моим – мне никто не нужен. О нет. У меня и услуг-то никаких не осталось бы, ежели б каждый молодой человек, входящий в мой дом, оказывался к ним. А если бы и остались, то лишь в виде рожек да ножек. Ха-ха! Совершенных рожек да ножек.

– Он пришел, – сказала Фуксия, – потому что хочет работать, потому что он умный, вот я его и привела.

– И впрямь, – сказал Прюнскваллор. – Меня неизменно восхищают те, кто хочет работать, ха-ха. Наблюдать за ними, это всегда так захватывает. Ха-ха-ха! Чрезвычайно, жутко захватывает. Проходите, дорогие дамы, проходите. Моя бесценная госпожа Шлакк, вы с каждым днем молодеете на сто лет. Сюда, сюда. Поаккуратнее с уголком этого кресла, моя бесценная госпожа Шлакк, и – о! вам следует быть осторожнее, клянусь всем, что есть осмотрительного на свете, непременно следует. Ну-с, позвольте мне только открыть эту дверь и мы сможем расположиться поудобнее. Ха-ха-ха! Вот это правильно, Фуксия, дорогая моя, поддержите ее! поддержите!

Произнося это, погоняя их перед собою и одновременно оглядывая увеличенными глазами необычное одеянье Стирпайка, Доктор достиг, наконец, своей комнаты и с резким хлопком закрыл за собой дверь. Госпожу Шлакк он усадил в кресло с неяркой винно-красной обивкой, в котором старушка стала казаться особенно крохотной, Фуксию – в другое такое же. Стирпайку Доктор указал на дубовый стул с высокой спинкой, а сам занялся извлечением бутылок и бокалов из устроенного в стене буфета.

– Чего желаете? Чего желаете? Фуксия, дорогое мое дитя! Что бы вы предпочли?