Титус Гроан

Пик Мервин

– Мне некуда было податься, – сказал Стирпайк. – Я ведь не знал, что это ваша комната. Да и откуда мне было знать? Простите меня, ваша светлость.

Фуксия не ответила.

Прюнскваллор переводил взгляд с девочки на юношу и обратно.

– Ага! ага! Примите немного этого порошка, Фуксия, дорогая, – сказал он, подвигая к девочке картонную коробочку. Сняв с нее крышку он всыпал малую часть порошка в стакан Фуксии и плеснул туда бузинного вина. – Вы не ощутите никакого привкуса, дорогая моя девочка, но отхлебните и вы почувствуете себя сильной, как горный тигр, ха-ха! Госпожа Шлакк, возьмите эту коробочку с собой. Четыре раза в день, с любым питьем, какое

предпочитает наше дорогое дитя. Вкуса порошок не имеет. Совершенно безвреден, но действует безотказно. Не забудете, драгоценнейшая моя, нет? Ей требуется кое-что, и вот это кое-что – то самое, какое ей требуется, ха-ха-ха! то самое кое-что.

Нянюшка приняла из его рук коробочку, надписанную: «Фуксия. По чайной ложке 4 раза в день».

– Так вы, юный господин Стирпайк, – произнес Доктор, – для того и хотели увидеть меня – для того, чтобы смело вступить в мое логово и растопить мое сердце, дабы оно, подобно свечному салу, растеклось по каминному коврику?

– Именно так, сударь, – сказал Стирпайк. – Я попросил у леди Фуксии разрешения проводить ее сюда. Я сказал ей: «Позвольте мне лишь увидеться с Доктором и объяснить ему мои обстоятельства, и я уверен, что произведу на него впечатление».

Вновь наступило молчание. Погодя Стирпайк прибавил доверительным тоном:

– В наименее честолюбивые мои мгновения, сударь, я вижу себя ученым-исследователем, а в мгновения еще менее честолюбивые – фармацевтом.

– А многое ли известно вам о химических веществах, если я вправе задать подобный вопрос?

– Под вашим начальным руководством знания мои разовьются так скоро, как вы того захотите, – сказал Стирпайк.

– Вы умный маленький монстр, – сообщил Доктор, опрокинув в себя еще рюмку коньяку и со стуком поставив ее на стол. – Дьявольски умный маленький монстр.

– Я надеялся, что вы это поймете, Доктор, – сказал Стирпайк. – Но разве в каждом честолюбивом человеке не присутствует нечто монструозное? К примеру, в вас, сударь, если вы простите мне такие слова, также таится маленький монстр.

– И однако же, бедный мой юноша, – сказал Прюнскваллор, принимаясь расхаживать по комнате, – в моей анатомии, сколь бы монструозной она вам ни казалась, ха-ха-ха! нет и малейшей молекулы честолюбия.

В смехе Доктора уже не было непринужденности, неуправляемости, которым он обыкновенно отличался.

– Но, сударь, – сказал Стирпайк, – но ведь была же.

– Что вас заставляет так думать?

– Эта комната. Изысканность вашей обстановки, книги в телячьей коже, хрусталь, ваша скрипка. Не обладая честолюбием, вы не собрали бы здесь все эти вещи.

– Это не честолюбие, бедный мой, запутавшийся юноша, – сказал Доктор, – это союз двух явлений, некогда несовместных, ха-ха-ха! – хорошего вкуса и наследственного дохода.

– Не является ли хороший вкус качеством хоть и дорогостоящим, но таким, которое можно в себе развить?

– О да, – сказал Доктор. – О да. Задатки хорошего вкуса присущи всякому человеку, и обнаружив их в себе, ха-ха! – после некоторого самозондирования, человек получает, как вы отметили, возможность их развивать.

– С усердной сосредоточенностью и прилежанием, разумеется?

– Разумеется, разумеется, – улыбаясь, ответил Доктор с некоей ноткой в голосе, указывающей, что лишь обычная вежливость заставляет

его продолжать этот разговор.

– Но разве подобное прилежание не есть то же честолюбие? Честолюбивая потребность усовершенствовать свой вкус. Вот что я имею в виду, говоря «честолюбие», Доктор, и я уверен – оно в вас присутствует. Я не имею в виду стремление к успеху, ибо «успех» слово бессмысленное – люди преуспевшие, как мне доводилось слышать, зачастую числят себя чистой воды неудачниками.

– Да, вы меня заинтересовали, – сказал Прюнскваллор. – Но я хотел бы поговорить с леди Фуксией наедине. Боюсь, мы уделяем ей слишком мало внимания. Мы забросили ее. Она осталась совсем одна в своей персональной пустыне. Вы только взгляните на нее.

Фуксия, закрыв глаза и откинувшись на спинку, с ногами сидела в кресле.

– Не будете ли вы столь чрезвычайно любезны покинуть комнату на время нашего с ней разговора? В прихожей есть кресло, молодой господин Стирпайк. Спасибо, мой милый юноша. Это будет широкий жест.

Стирпайк мгновенно исчез, прихватив с собой бренди.

Прюнскваллор оглядел старуху и девочку. Госпожа Шлакк, разинув маленький ротик, крепко спала. Фуксия, услышав стук закрывшейся за Стирпайком двери, приподняла веки.

Доктор поманил ее к себе. Она тут же подошла, широко раскрыв глаза.

– Я так долго ждала, доктор Прюн, – сказала она. – Можно мне теперь получить мой камень?

– Сию же минуту, – ответил Доктор. – И даже секунду. О природе этого камня вы узнаете немногое, но ценить его будете сильнее, чем любой человек, какого я способен припомнить. Фуксия, дорогая, вы пребывали в таком смятении, когда убегали, подобно дикому пони, от меня и от вашего отца, в таком смятении – с вашей черной гривой и голодными глазами, – что я сказал себе: «Вот что нужно Фуксии», хоть пони, как правило, не интересуются такими вещами, ха-ха-ха! Но вам они интересны, не так ли?

И он извлек из кармана мягчайшей кожи мешочек.

– Выньте его сами, – сказал он. – Вытащите за эту тонкую цепочку.

Фуксия приняла мешочек из руки Доктора и вытянула под свет ламп рубин, подобный глыбе гнева.

Он горел на ее ладони.

Девочка не знала, что сказать. Да она и знать не хотела, что тут можно сказать. Говорить было решительно нечего. Доктор Прюнскваллор отчасти понимал, что она чувствует. В конце концов, сжав пальцами твердое пламя, она растормошила нянюшку Шлакк, легонько взвизгнувшую, просыпаясь. Фуксия помогла няне подняться на ноги и повлекла ее к выходу. За миг до того, как Доктор открыл перед ними дверь, Фуксия обернулась к нему, и губы ее разделились в улыбке, полной темной и сладостной прелести, столь тонко смешанной с ее задумчивой странностью, что рука Доктора с невольной силой сжала дверную ручку. Такой он ее еще ни разу не видел. Фуксия всегда казалась ему девочкой некрасивой, хоть он и испытывал к ней непонятную привязанность. Но сейчас – что он увидел сейчас? При всей замедленности ее речи и почти раздражающем простодушии, девочкой она уже не была.

В прихожей они миновали Стирпайка, удобно расположившегося на полу под большими узорчатыми часами. Все молчали и лишь при расставании с Доктором нянюшка Шлакк сонным голосом вымолвила:

– Спасибо, – и поклонилась, держась за руку Фуксии. Пальцы Фуксии сжимали кроваво-красный камень и Доктор, прежде чем закрыть дверь, сказал ей только:

– До свиданья, и будьте осторожны, моя дорогая, будьте осторожны. Приятных снов. Приятных снов.

ХОРОШО ПОДВЕШЕННЫЙ ЯЗЫК