Тьма над Лиосаном
Шрифт:
— При этих людях? — спросил обеспокоенно староста, но все-таки встал.
— Если они тебе не мешают, — ответила Ранегунда. — Или приказать им уйти?
Орманрих кашлянул.
— Нет, не надо. Они солдаты и могут что-нибудь подсказать. — Он снова покашлял — то ли из-за волнения, то ли от начинающейся простуды. — В прошлую ночь возле деревни ходили чужие, близ того места, где возводится частокол. Они что-то вынюхивали, и мы все думаем, что это разведчики из большой разбойничьей шайки. Нам удалось отпугнуть их, но они могут вернуться
Орманрих умолк и с облегчением перевел дух. Речь его явно была затвержена наизусть. Он замер, не сводя глаз с Ранегунды.
Та постаралась не показать, что новость ее взволновала.
— Сколько их было? — спросила она.
— Четверо, — ответил Орманрих. — Столько, во всяком случае, мы насчитали. Они скрылись, прихватив с собой овцу и козу. Овечка, правда, молоденькая, но коза хорошо доилась. Это утрата для нас.
— Понимаю, — Ранегунда обдумывала известие. — Почему ты решил, что это разведчики, а не обычные оборванцы? Многие ищут поживы в голодные времена.
— Они не казались оголодавшими, — покачал головой Орманрих. — У нас в деревне есть люди и потощее. И оружие у них было очень хорошее.
Ранегунда кивнула.
— У всех четверых?
— У тех, кого мы видели, — кивнул в ответ Орманрих. — Мы хотим выставить ночные посты, но… с топорами и вилами много не навоюешь. Особенно против стрел и мечей.
— Да, тут ты прав, — согласилась Ранегунда, потом посмотрела на Рейнхарта: — Ну? Ты все слышал. Есть ли у Орманриха причины для беспокойства? И если есть, то должны ли мы что-нибудь предпринять?
— Будь частокол завершен, подобных вопросов бы не возникло, — произнес рассудительно Рейнхарт. — Маргерефа Элрих ждет бревен. Если бандиты сожгут деревню, лес рубить будет некому, а обвинят во всем нас. — Он сурово взглянул на старосту: — Ты ведь не выдумал все это, а?
— Разумеется, нет, ведь у нас пропали овца и коза, — заявил Орманрих и сплюнул — в подтверждение достоверности своих слов.
— Я ему верю, — сказала Ранегунда и повернулась к Калфри: — А что думаешь ты?
Калфри пожал плечами.
— Драки не хочется, — честно заявил он. — Но мне также не хочется, чтобы кто-нибудь из моих близких был продан датчанам. Остановить разбойников сейчас проще, чем ждать, когда они подступят к воротам. У нас будет меньше и сил, и припасов. А так мы имеем какие-то преимущества.
— Да, — согласилась с ним Ранегунда, довольная, что ее подчиненные первыми высказали то, что она собиралась им предложить. — Выходит, нам следует подготовить конников к выезду. — Взмахом руки она повелела старосте пройти в крепость, а сама обратилась к Рейнхарту: — Я хочу видеть всех наших мужчин, кроме, разумеется тех, что стоят в карауле. Дай сигнал общего сбора.
— Иноземца тоже позвать? —
Сколь ни хотелось Ранегунде ответить утвердительно, она все же сказала:
— Нет… Я поговорю с ним потом. Если сочту, что он может быть нам полезен.
Насторожившийся при этих словах Орманрих осмелился высказать свое мнение:
— Чем может быть нам полезен чужак? Ведь эта земля ему не родная. У него нет резонов ее защищать.
— Но он здесь, — напомнила Ранегунда. — И его участь во многом зависит от нашей.
Она раздраженно поморщилась и направилась к общему залу. Калфри пошел рядом с ней, а Орманрих почтительно приотстал, и ей пришлось повернуть к нему голову.
— Делами деревни я займусь позже, а пока что намерена приказать на ночь загнать вашу живность в крепость и разместить в ваших избах наших солдат.
— А что будет с нами? — тут же спросил Орманрих.
— Все устроится, — бросила Ранегунда, пока еще не решившая, как быть с селянами.
Она чуть замедлила шаг и вслушалась в звуки деревянного рога, раздавшиеся у нее за спиной.
В общем зале за одним из длинных столов уже сидел Ульфрид, подпирая ладонями подбородок. Он даже не посмотрел на вошедших, но внезапно сказал:
— С Флогелиндой осталась Сигарда. Она обещала за ней присмотреть.
— Очень хорошо, — отозвалась Ранегунда и, сознавая, как глупо звучит этот отклик, попыталась исправить дело: — Что с твоими детьми?
— Напуганы, — резко ответил Ульфрид. — Они понимают, что мать их вскоре умрет. — Он покосился на Орманриха. — В деревне тоже какие-то неприятности?
— Тоже, — пробурчал Рейнхарт и сел.
Воцарилось молчание, нарушавшееся лишь скрипом дверей. В помещение один за другим входили мужчины, лица у многих были заспанные и недовольные. Затем к очагу приблизился раб с огромной охапкой поленьев. Опустив свою ношу на пол, он посмотрел на Ранегунду.
— Пока подкинь в огонь два полена, а дальше посмотрим, — распорядилась она.
Раб склонил голову и приложил руку ко лбу.
Староста поселения внимательно оглядел всех собравшихся и уже собирался затворить двери, но в них неожиданно появился брат Эрхбог — бледный, едва держащийся на ногах.
— Брат! Что случилось? Ты не захворал? — спросил удивленно Дуарт.
— Нет, — неуверенно произнес брат Эрхбог. — Я молился. Почти… двое суток, без перерыва.
— Тогда тебе лучше присесть, — посоветовал Дуарт. — Я прикажу поварам приготовить…
— Нет, — прошептал монах еле слышно. — Я уже приближаюсь к желанному состоянию, и не хочу прерывать свой пост.
Общий гул, вызванный его заявлением, тут же стих, ибо Ранегунда вскинула вверх правую руку.
— Деревня нуждается в помощи, — объявила она, потом коротко изложила собравшимся сообщение Орманриха и со строгостью в голосе заключила: — Защита крестьян, их семей и животных — наш долг.