Тьма наступает
Шрифт:
Грубое слово сработало хорошо. Шмыгнув от неожиданности носом, Злата уставилась на меня осмысленным взглядом.
— А почему я не могу помочь? — спросила она.
— Можешь, — заверил я её. — Очень даже можешь. Но не так. — Я махнул рукой в сторону зала. — То, что делают они… Они — рядовые бойцы, понимаешь? Не думать, не задавать вопросов. По приказу — идти и делать то, что нужно. Ты — иная. Ты значишь гораздо больше, чем все они, вместе взятые. Если вдруг кто-то из них погибнет, то это, конечно, серьёзная потеря.
Кажется, я нащупал нужный тон. Сказать подростку, что он особенный — значит, однозначно завладеть его вниманием и доверием. Все хотят быть особенными, но — в хорошем смысле. В том смысле, когда от тебя зависит судьба мира, а не когда ты — фрик, над которым смеются за глаза.
— И что же мне тогда делать? — спросила Злата.
Тут я заколебался. Готовых идей у меня не было, а отложить решение в долгий ящик — значило никогда к нему не вернуться. Тогда Злата сама найдёт себе занятие, и это будет очередной бред, с которым придётся разбираться мне.
— Во-первых, успокоиться, — сказал я. — Никакие действия, предпринятые впопыхах ради самого факта действия, нам не помогут, а лишь навредят. Во-вторых, тренировать тебя буду лично я.
— Так значит, мне всё же можно тренироваться? — воскликнула Злата.
— Можно… Но не в составе этого отряда. И сразу предупреждаю: когда — и если! — их отправят в бой, ты с ними не пойдёшь. Как бы тебе этого ни хотелось!
— А зачем тогда мне тренироваться?
— Ты помнишь, с кем встречается твоя сестра?
Злата медленно кивнула.
— Великий князь на особом контроле у Тьмы. Да, у него есть защитный амулет. Да, он изо всех сил старается контролировать себя и достиг определённых успехов. Но, тем не менее, риск остаётся весьма и весьма высоким. А у Агаты нет защитных амулетов. Она не умеет сражаться с Тьмой, не умеет управлять Светом. И в случае если ей будет угрожать опасность, она ничего не сможет поделать.
— Мне нужно будет защищать Агату? — предположила Злата.
— Именно так. Её и великого князя. Видишь ли, я из академии часто отлучаюсь, не всегда могу за ними присматривать. А вот ты… Ты — очень пригодишься. Ведь у тебя с Агатой есть связь. Если что-то случится, ты ведь это сразу почувствуешь?
Злата не на шутку задумалась. Даже начала покусывать нижнюю губу — что выдавало глобальную работу мысли.
— Наверное, — сказала она. — После той ночи в Павловске мы с Агатой научились закрываться друг от друга… Но сильные и неожиданные чувства всё равно прорываются. И нам всё ещё снятся одинаковые сны… к сожалению. Невозможно контролировать себя постоянно.
— Ну вот мы и нашли тебе дело, — улыбнулся я. — Такое положение вещей тебя устраивает?
— Не очень, — честно сказала Злата. — Мне кажется, что вы, Константин Александрович, выдумали мне это задание только
— Так и есть, — пожал я плечами. — Но это никак не отменяет того факта, что задание — важное.
— Что ж, по крайней мере, не обманываете, — фыркнула Злата.
— Вот и договорились. А теперь — как насчёт тренировки?
— Сейчас?! — Злата изумилась.
— А когда? У твоих бывших однополчан муштра в самом разгаре.
Тут в зале ярко полыхнуло Светом. До такой степени ярко, что контуры двери осветились, а сама дверь показалась чёрным пятном. Кто-то взвизгнул, что-то упало.
— Мы пойдём к ним? — спросила Злата.
— Нет. Мы пойдём на улицу, в парк.
— Но… там же холодно!
— И? Холод помешает тебе сражаться с Тьмой? На зиму возьмёшь отпуск?
— Нет, конечно! Но… Нам ведь нельзя по ночам покидать корпус.
— Злата. Когда ты со мной, правила я беру на себя.
Ещё пару секунд о чём-то подумав, Злата решительно кивнула.
Через двадцать минут после начала тренировки Злата со стоном рухнула на землю.
— Простудишься, — сказал я. — Не май месяц. Впрочем, в мае я бы тоже такие формы досуга не советовал.
Занимались мы в глубине Царского села, подальше от академии и от построек, среди деревьев. Старинные эти деревья и так были то тут, то там рассечены трещинами, поди докажи в случае чего, что мы виноваты в ещё одной.
— Я никогда раньше так не уставала, — проскулила Злата.
Тем не менее, она ухватилась за мою протянутую руку и, опираясь на неё, поднялась на ноги. Ноги дрожали.
— Платон обычно помягче? — спросил я.
— Гораздо!
— Ну вот видишь. Со мной ты достигнешь гораздо большего.
— Мне нужно присесть…
— Идём.
Я отвёл госпожу Львову к аллее и усадил на скамейку. Сам сел рядом, вытянул ноги и посмотрел вверх. Занимались мы настолько интенсивно, что тучи разлетелись, и на нас лили свой холодный свет луна и звёзды.
Вот интересно, а когда мы победим Тьму окончательно, над Санкт-Петербургом перестанут сгущаться тучи?
«Когда», надо же. Эким я оптимистом сделался. Впрочем, как известно, оптимист — это тот, кто не может, но делает, а пессимист — тот, кто может, но не делает. Так что я, пожалуй, всегда был из первых.
— Я так и не поняла одной вещи, — сказала Злата, положив голову мне на плечо.
В этом жесте не было никакой романтики, ей просто действительно было тяжело держать голову ровно — я крепко измотал девчонку. Из личного опыта знаю: усталость — лучший антидепрессант. Когда на ногах не стоишь и всех мыслей — только о том, как бы доползти до постели и отрубиться, как-то не до кризиса самооценки.
— Какой же? — спросил я.
— Почему объединить нас — плохо?
Н-да, видимо, требуется больше упражнений…