Тьма (сборник)

Хилл Джо

Все еще кручусь, наводя марафет на мою берлогу, когда раздается стук в дверь. Я мчусь по комнате (у меня одна комната, не считая ванной; когда я в ней торчу, то считаю и ее и тут допираю, в каком я виде. Да ни в каком! В майке и шортах, вот в каком.

– Подождите, я еще не одет, – кричу я им.

Подбегаю к шкафу, достаю брюки. А все рубашки-то у меня либо в духовке, либо в ванной. Компания будет ошиваться за дверью, пока у них задницы не зачешутся. Этот дом вам не… как его там?.. Вспомнил. Не «Дакота», где Леннон отхватил себе громадную квартиру. Лады, встречу их в майке из чистого хлопка. Хоть ширинку не забыл застегнуть.

Сегодня

компания, так сказать, в слегка измененном составе. Парни те же, но они привели с собой женщину. Нет, не телку, не суку, не давалку. Она стоит между ними, чуть сзади, и смотрит на меня. Женщины всегда пялятся на меня так, если я попадаюсь им на пути. Подбородок задран, одной рукой сжимает воротник своего плащика. Глаза реально холодные. Поди знаете эту позу: «Только тронь меня, и умрешь в муках». Все трое пыжатся, как те супермены, да только страх прет от них волнами, точно жар из открытой печки.

Они вошли и стоят. Черт, времени не хватило расправить постель. Все простыни комом. Но я вижу: им не до моих простыней. А простынки-то у меня не первой свежести. Но они не видят, так что баш на баш. Сидеть у меня не на чем, кроме того же матраса. Ничего, постоят.

– Вы нормально себя чувствуете? – спрашивает меня один из парней, Стинер его фамилия.

Озирается по сторонам, будто у меня на полу дерьма навалено и соплями намазано. Стинер – парень не вредный. Даже приятный. Видать, был таким же приятным мальчишкой, а еще раньше – приятным малюткой. Он думает, что мир должен стать приятным местом. Или доказать хочет, что приятные парни круче и лучше, что они, как бы это сказать… а, вспомнил! Они в большей степени мужчины, чем парни вроде меня. Доказать-то хочет, да боится, что все как раз наоборот. Может, даже все поровну, смотря с какой ноги он сегодня встал.

Второго – Виллануэву – я почти уважаю. Он никогда не выступал, не заливал мне баки всякой хренью вроде «кто я и кто ты». Вот он-то, Виллануэва, действительно знает меня как облупленного. Когда меня сцапали, это он снимал мои показания. Он тогда был копом. Останься он копом, я бы, может, его уважал.

Гляжу прямо на женщину и говорю:

– Вы чего, дамочку мне привели?

Это их сразу достанет. Они-то знают, что я вытворяю с дамочками.

– Мистер Соме, говорить будете, когда к вам обратятся, – заявляет Стинер.

Тявкает, как собачонка, которая косит под крупного пса.

– Так вы ж ко мне обратились, – напоминаю я ему.

Виллануэва делает вид, что собрался сунуть нос в мою ванную. Знает, какой там бардак, и мою реакцию. Ясное дело: хочет меня отвлечь. Вроде отвлек. Женщина еще крепче сжимает воротник своего плащика и не знает, за кого из двоих спрятаться. Лучше б за Виллануэву, но он отошел. А ей противно гулять по моему вонючему жилищу. Остается Стинер. За него она и прячется.

И тут я отчетливо, как в двухсекундном ролике, вижу, что можно сделать. Вырубить Стинера – плевое дело. Он – слабак, драчки не по нему. Врезать ему разок по горлу – и порядок. С Виллануэвой посложнее будет, но я и с ним управлюсь. Виллануэва не дурак, он это знает. После Стинера нужно заняться женщиной. Хороший удар в живот вырубает многих, независимо от пола. Вот тогда я доберусь до Виллануэвы и сломаю ему шею.

Потом снова женщина. Если ей было мало – добавлю, чтобы отключилась вконец. Тут – что мужики, что женщины, когда умеешь,

отключаются вчистую. Ничего не помнят. С ними что хочешь, то и вытворяй. Они в шоке и даже не поверят, что это с ними было. Телок вообще можно трахать вдоль и поперек, насколько фантазии хватит. С этой я бы подзанялся, как в старых слезливых фильмах. Отделал бы по полной, а потом бы убил. Я даже вижу, как бы дергалось ее тело и обмякало…

Ничего этого я не сделаю. Я как вижу женщину, в мозгу всегда такое кино крутится. Но дальше кино не идет. Это же компания, они не просто так приперлись.

– Вы настроены работать? – спрашивает Виллануэва.

Он усек, о чем я думал. Он-то знает; я ж не кому-то, а ему давал признательные показания, когда меня загребли.

– Само собой, – отвечаю. – Чего ж мне еще делать?

Он кивает Стинеру, и тот подает мне клочок бумаги. Имя и адрес.

– Ничего такого, чем бы вы еще не занимались, – говорит Стинер. – Их там двое. Делайте все, что угодно, но вы обязаны, следовать известной вам процедуре.

Я понятливо киваю.

– Знаю, что надо делать. Не новичок. Все застряло здесь. – Я хлопаю себя по макушке. – Теперь это моя вторая природа.

– Не хочу, чтобы вы произносили слово «природа», – морщится Стинер. – У вас нет ничего общего с природой.

– И то верно, – соглашаюсь я.

Я любезничаю с ним, поскольку допер, в чем проблема у этого парня. Я ему нравлюсь. Ему нравится делать для меня то, что он делает, как и мне нравится делать то, что я делаю. И вся разница, что он ходит в белой шляпе. Он чистенький. А я – этот, как его… технический исполнитель. Он это тоже знает. «В глубинах сердца», так это в книжках называется? Вот он в тех глубинах и мечется: я ему нравлюсь, а признать это – задницу колет. Нельзя это ему признавать, иначе сукин сын с катушек долой.

Я поглядел на Виллануэву, потом на женщину и брови поднял: дескать, кто такая? Словами спрашивать не стал, а то ляпну чего невпопад, и всем худо станет.

– Наблюдательница, – коротко отвечает Виллануэва.

Остальное и без слов понятно: занимайся, парень, своим поганым делом и придержи вопросы, если они не касаются непосредственно дела. Я опять смотрю на женщину, а она пялится прямо на меня. Руку, что воротник держит, она чуть разжала, но спохватилась и снова пальцы в кулак. А я-то все равно успел заметить следы у нее на шее, сбоку. Лиловые, почти черные. И тут, хотя она и молчала, у нас вроде как разговор получился. Открылись эти… линии коммуникации, как их называют те, кто в дурках работает. Ох, не знает она, что со мной такие штучки делать опасно. Должно быть, сиделка, училка или социальный работник. Этих хлебом не корми, дай открыться первому встречному. Их этому учат – устанавливать контакты. Может, правда, и не социальный работник. Просто чья-то мамаша. Внешне не особо на мамку тянет, но сейчас поди разберись.

– Когда? – спрашиваю я Стинера.

– Как только вы соберетесь и выедете в аэропорт. Внизу ждет такси, а в секторе регистрации вы получите билет, выписанный на ваше имя.

– То есть на Сомса? – говорю я, поскольку Сомса они мне приклеили, если хотите знать.

– Собирайтесь, вылетайте, делайте все, что нужно, и возвращайтесь, – говорит Стинер. – И никаких отклонений от маршрута, иначе все кончится. Даже не пытайтесь отклониться.

Он поворачивается к двери, потом останавливается.