Тьма (сборник)
Шрифт:
И что прикажешь делать, а?
Утро 17 июня, о событиях 10–17 числа.
Несколько дней не писал, поэтому расскажу о произошедшем. Все началось неделю назад.
Утром я проснулся, что называется, не на той стороне кровати. Такое бывало. Вот и в этот раз меня с первых же минут охватило недовольство. Я был сердит на жену, а за что – уже и не помнил. Но она помнила, и мы начали переругиваться, идя по коридору в кухню. Там нас уже ждал пес. Его порода – сибирская лайка, но жена всегда зовет его сибаритской лайкой. Пес изнежен, будто вырос где-нибудь в богатом пригороде, хотя поиск сходства между тем местом, где мы живем, и богатым пригородом требует изрядной доли фантазии.
Пес
Было из-за чего чувствовать себя виноватым. На полу, возле кухонного стола, возвышалась груда собачьего дерьма. Я говорю не об отдельной «колбаске», что вывалилась у него из задницы в память о щенячьем детстве. И не о том, когда вдруг случайно прихватит его собачий живот и не дотерпеть до улицы. И даже не о том, когда однажды пес выдал штук семь «бананчиков» того же свойства. Я говорю о сертифицированном, первосортном, достойном всяческих премий и призов ДЕРЬМЕ. Этим дерьмом можно было бы набить кузов грузовика, вывезти на лужайку, свалить там, дать высохнуть и построить из него сарай для инструментов и зимнего проживания какого-нибудь не менее шкодливого кота.
Неподалеку от «полезного ископаемого» раскинулось озеро мочи, достаточно широкое и глубокое для проведения соревнований по гребле.
Я представил шляпу и шлепанцы из шкуры сибирской лайки. Шкура сгодилась бы и на декоративный коврик для спальни. И ожерелье из собачьих зубов тоже неплохо бы смотрелось на шее. А еще можно вырезать улыбку прямо с его морды и вставить в рамку.
Однако собаколюб во мне одержал верх, и я просто выгнал пса из дома в его уличный загончик. Пусть остынет и подумает о содеянном. Затем я целых полчаса отскребал и отмывал с пола следы его жизнедеятельности, а жена все это время удерживала нашего двухлетнего сына Кевина (он же – Плод Моих Чресл), норовившего залезть в собачье дерьмо.
Да, о Великая Белая Страница Дневника, он уже проснулся. И так всегда. Во времена величайшей напряженки, во времена, когда особенно остро хочется о чем-то подумать, просто посидеть в одиночестве или вникнуть в сюжет давнишнего итальянского фильма «Старуха», который показывают утром, появляется наше чадо. И тогда кажется, что тебя запихнули внутрь муравейника, где все муравьи разом ползают по тебе и нещадно жалят. К тому времени, когда я ликвидировал бедлам на кухне, наступила пора завтрака. Думаю, ты меня поймешь, дорогой дневник, что в то утро я не хотел ничего даже отдаленно напоминающего собачьи экскременты. Например, сосиски.
Мы с Джанет ели, надеясь, что в кухне все-таки пахнет дезинфицирующим средством, а не дерьмом, пробивающимся сквозь запах дезинфицирующего средства. Одновременно мы наблюдали за насыщением нашего малыша. Кевин успел немыслимое число раз пролить молоко, раскрошить еду по столу и угостить ею стол. Слово за слово мы вернулись к начатой перебранке, усугубленной собачьим сюрпризом. На затяжные ссоры нас не хватает, и эта с концом завтрака тоже прекратилась. Джанет оставила на мое попечение Плод Моих Чресл с его «вьюмастером» и набором дисков, а сама отправилась в прачечную комнату заниматься тем, для чего эта комната предназначена. Не удивлюсь, если она стирала древним способом – молотя по моим рубашкам и трусам камнями и представляя, что это – моя голова. Я начал подумывать, что обстановка в нашем доме – хуже некуда. Должно быть, Земля в такие моменты проходит через хвост кометы, а может, открываются врата в другое измерение, и мир начинает дергаться и вихлять.
И тут послышался стук в дверь.
Совсем негромкий. Я было решил, что это птичка ударила клювом по стеклу. Звук повторился. Тогда я пошел и открыл входную дверь. Передо мной стояла невысокая – не больше пяти футов [5] – женщина в длинном шерстяном пальто и незашнурованных полусапожках с раструбом и шерстяной лыжной шапочкой на голове. Шапочку с серебряной булавкой
5
1 фут = 30,48 см (прим. ред.).
6
27 °C (прим, перев.).
– Мистер, можно от вас позвонить? – спросила она. – Мне нужно сделать важный звонок.
Я оглядел кусты – никого из ее возможных сообщников. Может, ей действительно нужно позвонить? Ну а если она выкинет какое-нибудь коленце, с ней одной я справлюсь. Словом, я впустил ее в дом.
Телефон у нас висел в кухне на стене. Я указал женщине на аппарат, и мы с Плодом Моих Чресл вернулись к нашему занятию: разглядыванию дисков со стереокартинками через его «вьюмастер». Кевин насмотрелся приключений Гуфи, затем щелкал картинки с Винни-Пухом, а от него переместился к Тигре, сидящему на дереве. Теперь был мой черед смотреть в окошки «вьюмастера». Картинки из мультфильмов не вдохновляли меня так, как Кевина. Я рассеянно щелкал рычажком и невольно, сам того не желая, слушал разговор моей неожиданной гостьи с ее матерью. Он становился все напряженнее. Женщина действительно говорила с матерью (я слышал слово «мама»).
– Смотли, папа, смотли! – завопил вдруг Плод Моих Чресл.
Я повернулся и «посмотлел». То, что я увидел, напоминало уникальный племенной танец. Возможно, он родился в высоких широтах, где нехватка кислорода влияла на координацию движений танцующих. Эта особа скакала по всей кухне. Думаю, сам Фред Астер, если его нарядить в шерстяное пальто, едва ли сумел бы двигаться быстрее. Такое я видел впервые. Нечто похожее я видел в группах поддержки, когда девушки скакали и прыгали, помогая своей команде выиграть. Не знаю, какую команду поддерживала незнакомка. Она подпрыгнула, успев хлопнуть в ладоши и развести ноги в разные стороны, приземлилась на собственный зад, повернулась, как на шарнирах, выкатилась в коридор и исчезла из виду. Вскоре оттуда послышалась барабанная дробь, будто у нас в коридоре специально лежали сдвоенные барабанчики бонго. Телефонный аппарат она уволокла с собой. Туго натянутый провод огибал угол и дрожал, как леска, на которой билась крупная рыба.
Я бросился в коридор. Женщина лежала поперек и билась головой о стену. Одной рукой она сжимала аппарат, а другой задирала полы пальто. При этом она бормотала что-то нечленораздельное и закатывала глаза. Поначалу я решил, что она умирает, но потом понял, в чем дело. Похоже, с нею случился эпилептический припадок.
Первым делом я отобрал у нее телефон, затем обхватил лицо и вытянул язык, чтобы она его не прикусила. После этого я уложил ее на пол у стены, взял трубку и, пробившись через рассерженный монолог и крики, сообщил матери незнакомки, что с ее дочерью случился припадок. Это не произвело на ту никакого впечатления. Тогда я нажал рычаг и вызвал «Скорую помощь».
Я вбежал в прачечную комнату и рассказал Джанет о странной женщине, задирающей на себе одежду, добавив, что уже вызвал «Скорую помощь». К чести моей жены, она привыкла ко всяким странностям и неожиданностям, происходящим со мной и вокруг меня. Джанет вытерла руки и пошла на крыльцо встречать «Скорую». Вид у нее был сосредоточенный, как у регулировщика на взлетной полосе.
Я вернулся в коридор. Женщину продолжало трясти. Я стоял рядом, следя, чтобы она не задохнулась и не поранилась. Выбежавший из кухни Плод Моих Чресл цеплялся за мою штанину и требовал объяснить, что происходит. Этого я никак не мог.