Тьма сгущается
Шрифт:
Навстречу ей шли двое тепло укутавшихся альгарвейских солдат. Оба бесстыдно раздевали Красту глазами; с точки зрения оккупантов, любая женщина была их законной добычей. Маркиза их даже не заметила. Эти негодяи, без сомнения, не знают даже, что имеют дело с дворянкой. Хотя им все равно — что значат для победителей титулы побежденных?
Одни из них доказал это на деле.
— Спать со мной, милка? — бросил он на скверном валмиерском, жадно глядя на маркизу.
Солдат потряс кошелем на поясе. Зазвенело серебро.
Краста,
— Пожри тебя силы преисподние, шлюхин сын! — произнесла она медленно и внятно, чтобы мерзавец все понял. — Чтоб у тебя ниже пояса все сгнило. Отвалилось. И никогда не встало.
Она собралась было пройти мимо, но второй солдат ухватил ее за плечо — должно быть, он тоже немного владел валмиерским.
— Нет так болтать, сука! — Его щебечущий акцент резал уши.
— Убери руки, — приказала она ледяным голосом.
— Не так думать, — с мерзкой усмешкой промурлыкал солдат. — Ты нас оскорбить. Ты платиться.
Да, он был завоеватель, привыкший насиловать валмиерских женщин. Позднее, когда сцена завершилась, Красте пришло в голову, что ей следовало бояться солдата, но в тот момент маркизу переполняло только слепое бешенство.
— Убери руки! — повторила она. У нее оставался один козырь, и она выложила его на стол без колебаний: — Я женщина полковника Лурканио, графа Альбенги. Не для таких, как ты.
Это сработало, как и была уверена маркиза. Солдат почти отшвырнул ее руку, будто ухватился нечаянно за раскаленную кочергу, и оба поспешили прочь, бормоча что-то неграмотно и стыдливо.
Вздернув носик, Краста двинулась дальше по бульвару Всадников. Мелкая ее душонка переполнилась торжеством: разве не преподала она этой черни урок достоинства? Будь маркиза чуть более склонна к раздумьям, она могла бы сообразить, что защищаться, объявив себя любовницей высокопоставленного захватчика, значило лишний раз показать, как низко пала Валмиера. Но подобные выводы находились за пределами ее умишка и будут, вероятно, недоступны ей до конца дней.
Маркиза дошла до самого конца бульвара с дорогими магазинами — чуть дальше, чем хотела поначалау, но ей требовалось выпустить пар. Надменные альгарвейцы выводили ее из себя. Сама надменная, Краста не признавала за окружающими права на это качество — исключением был полковник Лурканио, а тот пугал маркизу сильней, чем та готова была себе признаться.
Бульвар упирался в один из многочисленных столичных парков. Сейчас газоны желтели жухлой травой, кое-где проглядывала жирная грязь. Голые ветви тянулись к затянутому тучами небу, словно мертвые руки, обращенные с мольбою к силам горним. Голуби и воробьи клянчили крошек у немногих зевак на скамейках вдоль мощенных кирпичом дорожек — должно быть, этим людям больше некуда было податься.
В сердце парка высилась Колонна каунианских побед. Мраморный столб стоял на этом месте больше тысячи лет,
Однако сейчас у подножия Колонны побед толпилось немало альгарвейцев в форменных килтах. Захватчики бурно спорили о чем-то, размахивая руками на свой театральный манер. Для альгарвейцев жизнь была мелодрамой. Несколько валмиерцев вмешились в спор. Солдат в песочного цвета юбке небрежно сбил одного из них с ног.
Красте, раз уж она была любовницей Лурканио, ни один рыжик в чине ниже полковника не осмелился бы причинить вреда. Прекрасно осознавая свою неприкосновенность, маркиза решительно подошла к спорщикам.
— Что здесь происходит? — осведомилась она решительно и громко. — Отвечайте!
Сбитый с ног валмиерец поднялся. Штаны его порвались, но он даже не заметил этого. Лицо его было тонкое и умное — не тот тип мужчин, каким Краста обыкновенно уделяла второй взгляд, да и первый тоже. Во всяком случае, соображения признать в ней дворянку у него хватило.
— Госпожа, они собираются снести колонну!
— Что? — Краста уставилась в недоумении не на альгарвейцев, а на своего соотечественника: — Ты, верно, ума лишился!
— Спросите их!
Незнакомец указал на толпу рыжиков. По большей части ее составляли простые солдаты, вроде того, что разбил валмиерцу физиономию, но были и офицеры — самый старший, заметила Краста, в чине бригадира. Маркизе пришло в голову, что даже у нее могут быть неприятности. А несколько альгарвейцев взирали на мир с таким видом, будто видели и знали недоступное остальным — несомненный знак чародея. У Красты при виде их челюсти сводило.
Она обернулась к альгарвейцам:
— Вы же не думаете, что вам позволено снести колонну?!
— Кто ты такая, чтобы нам запретить? — отозвался бригадир, толстяк лет пятидесяти с лишком — вдвое старше самой маркизы. Седеющие усы и узкая бородка его были навощены до остроты. По-валмиерски он изъяснялся отменно — почти как Лурканио.
Краста выпрямилась во весь рост, едва не сравнявшись с бригадиром.
— Я маркиза Краста, и это мой город! — объявила она таким тоном, словно была самое малое консортой императора Гедиминаса — хотя, как она успела убедиться, даже Гедиминасу его столица принадлежала не вполне.