Тьма века сего

Попова Надежда Александровна

— Нет. Ничего страшного с ней не происходит; видимо, просто хочет держать под контролем ситуацию до самого предела. Фридрих все еще на поле боя, в конце концов, пусть и победителем, и кто знает, что может приключиться.

— Ты в самом деле так думаешь или сам себя утешаешь, да и меня заодно?

— Когда что-то идет не так — поверь, я знаю, как это выглядит. Видел, как с таким вот полным погружением работает Готтер. Когда что-то идет не так — не ошибешься.

Альта вдруг содрогнулась всем телом, сипло вдохнула и распрямилась. Ее голова все так же бессильно свисала, глаза были все так же закрыты, и от того, как мотнулась эта висящая

голова на прямом, как палка, теле, будто у мертвого цыпленка, стало не по себе…

— Вот сейчас — не так? — напряженно уточнил стриг, и Курт коротко отозвался:

— Нет.

— А когда…

Договорить Мартин не успел: издалека, от поля у холмов, сквозь плотный холодный воздух донесся отзвук трубы — протяжный, низкий в начале и торопливый, высокий в конце своей короткой песни.

— Это что — тревога? — спросил Курт, поднявшись; Мартин тоже вскочил, сделав шаг к выходу из шатра и тут же подавшись обратно, обернулся на замершую у самодельного алтаря женщину в сером…

— К Австрийцу пришло подкрепление? — предположил он неуверенно. — Вторая атака?..

— Полагаешь, Альта так отреагировала на появление вражеской конницы? — возразил Курт, и стриг снова не успел сказать ни слова — из-за стен шатра, откуда-то с окраины лагеря, донесся приглушенный крик, а спустя мгновение тревожно запел рожок, но уже не вдали, а здесь, рядом…

— Зараза, — прошипел Курт, сорвавшись с места, на ходу выдергивая арбалет из чехла.

Мартин успел первым — выметнулся наружу и остановился в трех шагах, озираясь с обнаженным мечом в руке. Что-то происходило там, за шатрами епископов и Конгрегации, кто-то всё кричал и кричал, и ему закричали в ответ, и крики множились — одни болезненные, другие остерегающие, третьи испуганные…

Охрана у шатра фон Берга чуть поодаль застыла на месте, сам епископ Рупрехт выбежал и встал рядом, прислушиваясь, восьмеро конгрегатских стражей уже были здесь и встали полукольцом. Испуганные и болезненные крики стихли, и теперь доносился чей-то громкий голос; слов было не разобрать, и лишь слышалась в этом голосе неприкрытая злость.

— Я сбегаю взглянуть? — предложил Мартин.

— Если там проблемы — разберутся без тебя, — возразил Курт, раскладывая и заряжая арбалет, — если проблем уже нет — вскоре узнаем, что случилось. Если проблемы серьезные — они придут сюда сами.

Стриг не ответил, нетерпеливо переступив с ноги на ногу, как охотничий пес, которому воспретили броситься на добычу, и замер, вслушиваясь. Злобный крик тоже смолк, и в просвет промеж шатров было видно, как пробежали в сторону лазарета легионеры, оставленные для охраны лагеря; фон Берг переглянулся с охраной, что-то коротко приказал, метнулся в шатер и тут же вылетел наружу, пристегивая на ходу ножны.

В тишине протекла минута, вторая…

Наверное, Курт успел бы среагировать. Возможно. Странная, необъяснимая способность чувствовать опасность затылком, в которой конгрегатские спецы даже пытались найти нечто сверхобычное, но так и не нашли — эта способность почти никогда не давала сбоев.

Почти.

Дала ли сейчас, он не успел сообразить, не успел понять, что случилось раньше — он сам почувствовал за спиной нечто, или так ему показалось, когда увидел глаза Мартина. В любом случае — стриг успел первым, оказавшись там, за его спиной, раньше, чем он сам успел обернуться. Мартин сбил наземь что-то похожее на человека, ударив мечом вдогонку и пригвоздив к

утоптанной земле; человеческое подобие завыло, но не болезненно, а раздраженно и словно обескураженно — так, бывает, начинают выть и кричать сумасшедшие, которых изводят пакостники-мальчишки на городских улицах. Человеческие руки потянулись вперед, потом схватились за клинок, пытаясь вытащить из себя, и из порезанных пальцев засочилась кровь — вязкая, темная, похожая на загустелые чернила. Вокруг, точно смрад, разлилось ощущение безысходности, ужаса, отчаяния, вползая в душу, скручивая нервы, сковывая тело…

Курт, очнувшись, всадил стрелу в лоб — в упор, и вой превратился в булькающий хрип, но одна рука человечьего подобия все так же тянула из себя засевший в теле клинок, а вторая выбросилась вверх, пытаясь схватить Мартина. Тот саданул кулаком в перекошенное лицо, превратив его в смятую тыкву, потом выдернул меч и ударил, как пришлось — поперек все еще копошащегося тела, и еще раз, и еще, кроша хрипящее существо на ломти…

Человеческое подобие перестало хрипеть и содрогаться, лишь когда клинок перерубил горло, почти отделив от тела голову, и Мартин отпрянул, хрипло и мелко дыша, все еще держа оружие наготове и не сводя глаз с того, что лежало на земле в двух шагах от шатра. Несколько мгновений протекли в молчании, и лишь поняв, что изрубленные руки больше не тянутся, не пытаются ухватить, стриг медленно поднял взгляд, встретившись с Куртом глазами.

— Они пришли, — констатировал очевидное он, и Курт кивнул, выдернув стрелу и тоже сделав шаг назад:

— Похоже на то.

— Тревога на поле…

— Да.

— Вот только здесь им противостоять почти некому. Обоз, сестры…

— Не вздумай.

— Я могу успеть и туда, и…

— Мартин! — жестко оборвал Курт, повысив голос, и тот осекся, глядя почти с отчаянием. — Мартин, — повторил он с расстановкой чуть тише, но все так же твердо. — Нельзя. Спасти. Всех. Кем бы ты ни был. Всегда придется выбирать. Сейчас, здесь, самая большая ценность этого лагеря и этой армии — в этом шатре. Если что-то случится с Альтой — Бог весть, что случится с Императором, а если что-то случится с Императором — я с большой долей верности смогу предсказать, что случится с Империей. Твое место здесь.

— Но там…

— Я один не справлюсь.

Мартин осекся, оглянулся назад — на не видимый отсюда центр огромного лагеря, и снова переступил с ноги на ногу.

— Ты не один, — кивнув ему за спину, возразил стриг; Курт обернулся, окинув взглядом лица конгрегатских стражей, явно смущенных и злых на самих себя за свое замешательство в этой короткой стычке…

— Ты серьезно? — вздохнул он, снова обернувшись к Мартину, и тот поджал губы, опустив взгляд на останки существа на земле. — Ты один стоишь всех нас. Нельзя спасти всех. Но можно многих. Даже если иногда кажется, что спасаешь одного.

За шатрами снова закричали, Мартин дернулся, сделав шаг в сторону, и остановился, нетерпеливо перебирая пальцами на рукояти.

— Похоже, пока нападают поодиночке, — сказал кто-то из стражей; Курт не ответил, снова молча заряжая арбалет.

«Пока»… Разведчики говорили «они идут группами». Значит, и в самом деле «пока»…

Крик прозвучал с другой стороны, ему отозвался еще один — впереди, но шатры и палатки вокруг заграждали обзор, и увидеть, где и что происходит, было невозможно. Крики множились и становились громче, истошней, им вторили выкрики — злобные, испуганные, призывные…