Тьма века сего
Шрифт:
— Он не так сказал.
— Неважно. По сути, если кратко — так.
— Если он вообще существует.
— А если не существует — это твоя собственная догадка, твое озарение, а твои озарения, как всем известно и как показывает многолетняя практика, никогда не ошибаются. Значит, у нас тут два артефакта: Копье Судьбы и Инквизитор Древа. Значит, идем дальше, а по ходу дела разберемся, как их использовать.
— Допустим, — отмахнулся Курт с показательно утомленным вздохом. — Но куда? Мы шли в противоположные стороны, когда повстречались.
— Туда, куда шел ты.
— Почему? Потому что я древесный
— А есть другие идеи?
Курт переглянулся с Хагнером, и зондер торопливо вскинул руки:
— Мое дело маленькое, майстер Гессе; вы тут начальство, что прикажете — исполню, а планы строить — не моя работа.
— Стало быть, идем, — повторил Мартин решительно и, одним движением поднявшись, шагнул вперед и протянул руку.
Курт помедлил, задержав взгляд на четках на запястье, нехотя ухватился за раскрытую ладонь и встал, оглядывая освещенный факелами коридор. Выбор и впрямь был невелик — ни единой двери по-прежнему не было видно, и пути было всего два — назад или вперед; что-то подсказывало, что Мартин прав, но не было ли это что-то обычной человеческой привычкой, говорящей, что глупо идти туда, откуда только что пришел, чтобы двигаться дальше, Курт сказать не мог.
Возразить, однако, было нечем, и он, пожав плечами, двинулся вперед. Хагнер снова обернулся и потрусил чуть впереди, посекундно прядая ушами и принюхиваясь, и цокот волчьих когтей звучал в каменной тишине отчетливо и громко. Мартин молчал, время от времени то опуская взгляд на самодельный кинжал у себя на поясе, то исподволь взглядывая в сторону Курта, и взгляд этот ему совсем не нравился.
Глава 46
Иные миры или видения больше не врывались в окружающую реальность, и путь тянулся скучно и монотонно — по обе руки простирались ровные однообразные стены с похожими, как близнецы, факелами, вперед убегал ровный каменный пол, и лишь заросли корней над головой стали еще гуще, а сами корни — толще…
Это снова случилось внезапно, и Курт снова не сумел понять, когда и как это произошло: только что он видел уходящий вдаль коридор — и вот он исчез, и путь вдруг заградило что-то похожее на плотную засеку. Хагнер чуть не ткнулся в нее носом, едва успев остановиться, вздрогнул, растерянно рыкнул и попятился, вздыбив шерсть на загривке. Мартин остался на месте, на расстоянии вытянутой руки от узловатых перевившихся корней толщиной с руку, наклонился, заглянув в просвет между ними, а потом осторожно тронул корень ладонью.
— Не кусается, — констатировал он предельно серьезно и, наклонившись, снова заглянул внутрь. — Там можно пройти.
Хагнер повел носом, поднял голову и вопросительно посмотрел на Курта.
— И не только можно, — твердо добавил Мартин, — а нужно. Уверен, это значит, что мы приближаемся к стволу или какому-нибудь «главному корню», и Косса наверняка где-то там.
— И в любом случае — других-то путей нет, — вздохнул Курт и махнул рукой: — Давай.
Волк коротко кивнул, примерился, принюхался, первым пролез меж двух сцепившихся корней почти у самого пола, и Мартин протиснулся следом за ним.
Здесь факелов не было, и мгла сгустилась вокруг, и здесь она уже не светила сама собою, как в том
— Свет, — тихо шепнул Мартин, вдруг остановившись, и он распрямился, пытаясь разглядеть хоть что-то впереди.
Затылок стукнулся о корень, и Курт снова сквозь зубы выругался, согнувшись; в ногу уперся мягкий горячий бок, а тяжелое звериное дыхание стало затаенным и еле слышным.
— Мы же не собираемся здесь остановиться на ночлег? — прошипел он, и Мартин молча двинулся дальше.
Едва заметный зеленоватый свет Курт вскоре заметил и сам — свет не пронзал тьму лучом, не виделся издалека пятном, как то бывает, когда в конце тоннеля появляется выход, он тек отовсюду сразу, будто мгла снова начала освещать сама себя. Корни стали толще и сплетались уже не так плотно, и вскоре меж ними можно было уже пролезать куда легче, а кое-где и просто обойти, как покосившееся дерево в лесу. Корни помельче ушли наверх, закрыв потолок сплошным настилом, и лишь изредка спускались вниз, на уровень лица…
— Бог ты мой, — прошептал вдруг Мартин, снова остановившись, и Курт встал на месте тоже, молча оглядываясь.
Всё вокруг было покрыто плотными зарослями грибов — они разбегались вереницами, топорщились пучками, охватывали корни сплошными пятнами, они были размером с палец, похожие на опята, и мелкие, с половину ногтя, не похожие ни на что. Они светились — зеленым и голубоватым мутным светом, кое-где виднелось несколько бледно-рыжих пятен; грибов были сотни, а быть может, и тысячи, и воздух вокруг будто пропитался этим светом, и в нем медленно, точно во сне, плясали миллионы пылинок…
— Бог ты мой, — повторил Мартин все так же тихо, сделав еще три шага вперед, и остановился снова. — Какая красота…
Курт хотел возразить, но промолчал. В чем-то он был прав. Этот ненастоящий, холодный, могильный свет отчего-то не приводил душу в смятение, не настораживал, не страшил, напротив — создавал странное, непривычное умиротворение. И даже обыкновенно далекий от восторгов перед созданной Господом природой майстер Великий Инквизитор был вынужден признать, что это и в самом деле было невероятно красиво и завораживающе.
Хотя ведь на самом деле это просто необычное и непривычное зрелище, вот и все. Просто усталость, тишина, свет после темноты и причудливая диковина, которую обычно не увидишь… Потому отсюда и не хочется уходить. Хочется сесть среди этих корней, выгнувшихся удобными кольцами, подогнуть гудящие колени, дать отдых телу и разуму, и просто смотреть, как разгоняет мглу тихий сине-зеленый свет…
Хагнер медленно приблизился к одному из корней с семейством голубоватых грибов, вытянул шею, принюхался и оглушительно чихнул.