Тьма века сего
Шрифт:
— Ваша дочь врачевательница?
— Да, и неплохая, должен заметить… Мне говорили — ты травница. Неужто врач не смог исцелить себя сам?
— Какая я травница, — тяжело вздохнула Урсула, поморщившись, и обхватила колени руками под пледом. — Знаю что-то, и все. Просто эти люди — они вообще ничего не умеют и не знают, а я — хоть что-то, вот они и сочли, что я такая мудрая… А вам она не говорила, что за травы использовала?
— Говорила, но я забыл, — с сожалением вздохнул Курт. — А если откровенно — как-то и не пытался запомнить: не думал, что мне это знание однажды может пригодиться.
Урсула тихо хихикнула, болезненно скривившись,
— Как я поняла, вы пришли спросить о Густаве, нашем друге, который пропал?
— Да. До той минуты, как я сюда вошел, я полагал, что тебе известно более, нежели прочим.
— Как видите, нет, майстер инквизитор, вчера и сегодня я отсюда выхожу только… по неотложным причинам, мне даже еду приносят прямо в постель. Стоит подняться — боль адова и голова кругом… О том, что Густав решил уйти, мне самой сказали этим утром.
— «Решил уйти»?
— Полно вам, а что же еще? Предел, вот куда он направился. Как и другие до него. Они не хотят ждать.
— Не могу сказать, что я их не понимаю, — пожал плечами Курт. — Если б я рванул куда-то за чудесами, бросив всё и всех, я бы этого чуда хотел получить как можно больше и как можно скорее, а не сидеть в лесу в его ожидании невесть сколько.
— Вы говорили с Густавом перед тем, как он ушел?
— Я? — не пытаясь скрыть удивления, переспросил Курт. — Я даже его имя узнал только сегодня и никогда его не видел.
— Вы сейчас его повторили, — печально пояснила Урсула. — Прямо вот почти слово в слово.
— А с тобою он говорил?
— Перед тем, как уйти? Говорил третьего дня… Но мне тогда и в голову не приходило, что он вот такое выкинет, он часто со мною говорил о Пределе, о том, что мы давно ждем, что надо как-то действовать и что-то делать… В этот раз он хотел обратиться к вам, майстер Гессе.
— Ко мне? С чего вдруг?
— Ваша слава, — вздохнула Урсула и снова поморщилась, понизив голос и явно продолжая через силу: — Вы стольким знамениты. И он решил, раз вы здесь, значит, знаете, что делать. И вы можете раскрыть тайну Предела. Он даже считал, что именно вы можете повести нас туда.
— Quam belle [75] , — пробормотал Курт, покривившись. — Кем только быть не доводилось, но предводителем еретиков еще ни разу.
— Зачем вы так, майстер Гессе…
— Предпочитаю честность, — коротко отозвался он. — Уж не знаю, насколько справедливо твои здешние друзья полагают тебя мудрой, но что ты не дура — очевидно, и эти ваши поиски чуда твой разум явно затмили не всецело. И уж ты-то должна понимать, что я и мои сослужители здесь не только лишь из-за Предела, и сегодня мы с тобою обсуждаем твое здоровье и женские проблемы, а завтра, быть может, я буду тебя допрашивать и подписывать обвинение. Все зависит от того, что я тут увижу, услышу и найду.
75
Как мило (лат.).
— Мне бояться нечего, — с нескрываемой обидой отозвалась Урсула, снова закутавшись в плед каким-то детским порывистым движением. — И никто здесь в мыслях не имел идти против основ веры, против Церкви и Бога. Зачем вы все это говорите, майстер Гессе? Хотите напугать, чтобы заставить быть честной? А просто задать свои вопросы не хотите попробовать, а вдруг я и так буду отвечать честно? Или хотите напугать, чтобы
— Это было бы идеально, но не с моим счастьем, — отозвался он и кивнул: — Хорошо. Я буду просто задавать вопросы. О чем Густав говорил с тобой перед своим исчезновением, кроме идеи поставить меня во главе для похода в Предел?
— О том же говорил, о чем и прежде. Что ему прискучило обитать в этом лесу, что нельзя ждать вечно, что мы, сидя здесь, «не холодны и не горячи», что «вера без дел мертва»… Но я не думала, что он уйдет сам, он не в первый раз заводит такие беседы, и не только он. Если б я хотя бы заподозрила такое — я бы пересилила себя и была рядом с ним, удержала бы его, я…
— Если ты решила, что я подвожу к мысли, будто это ты виновата в его поступке, это не так.
— Но я виновата, — тяжело вздохнула Урсула, внезапно растеряв всю свою обиду. — Должна была увидеть, что мальчишка задумал неладное… Мальчишки. Они все такие. Вечно им не сидится, всегда надо куда-то влезть, вечно они спешат получить все и сразу.
— Кто это был? — спросил Курт и, встретив недоумевающий взгляд, пояснил: — Мальчишка, которого ты вспомнила сейчас. Кто это был и как погубил себя? Брат? Муж? Сын? Почему ты пустилась в это паломничество — одна, без семьи, в твои-то годы?
Урсула молча отвела взгляд, снова закутавшись в плед и явно желая завернуться с головой.
— Сын, — неохотно отозвалась она, наконец. — И муж.
— Как это случилось?
— У нас в Дахау на юге сплошные болота, — все так же нехотя пояснила Урсула, по-прежнему глядя в сторону. — И все знают, где нельзя ходить. И они знали… А однажды соседские мальчишки рассказали, что чуть поодаль от тропы видна голова лошади и часть поклажи, какие-то тюки. Уж не знаю, кого и зачем понесло в трясину, но кто б там ни был — сам он утоп, а то, что он вез, зацепилось за коряги и еще было видно. Муж сходил посмотреть, а когда вернулся — сказал, что тюки плотные, набитые, кожаные, и там наверняка что-то ценное. Покойнику уже и ни к чему, а нам бы пригодилось, что бы там ни было. И они с Томасом загорелись соорудить мостки и достать эти вещи. Я отговаривала, просила, потом даже ругалась… Они сделали вид, что согласились со мною, а потом утром, пока я еще спала, ушли туда. Так их и не нашли, только обувка с одеждой на тропинке остались — сняли перед тем, как лезть за теми проклятыми тюками.
— А теперь ты сама сидишь у края болота и хочешь достать тюк с неизвестным содержимым, — негромко заметил Курт, и хозяйка жилища, наконец, медленно подняла к нему взгляд. — И сама раздумываешь над тем, как бы в это болото залезть.
Урсула неопределенно передернула плечами под пледом, самоочевидно не согласившись с майстером инквизитором, но сочтя за лучшее не спорить.
— Вернемся к нашему ходоку, — вздохнул Курт, выждав несколько мгновений и поняв, что ответа не будет. — Он ушел с чем был и в чем был? Не замечали, что за день-два до этой ночи он собирает вещи, еду, явно или тайно?
— Нет, все его пожитки остались, где были. Верно, подумал, что просто зайдет и вскоре выйдет обратно… Или подумал, что там никакие земные вещи ему нужны не будут.
— Ну что ж, если он там, где все думают, в этом он точно оказался прав. У него были враги?
— Что? — растерянно переспросила Урсула, и он повторил:
— Враги. Недруги. Неприятели. Люди, которых он раздражал, которым чем-то мешал или просто не нравился. Может, любовный соперник.
— Господь с вами, майстер инквизитор!