Тьма века сего
Шрифт:
– Кто это сказал?
– Ну… мы сами пришли к такому выводу. Снова долгая пауза. Хармель вздыхал и сопел.
– Что вы еще знаете? – спросил он.
– Немного. Мне думается, что за этим кроется какая-то история. Вам это, должно быть, лучше известно.
Тэд боролся с собой, судорожно соображая и подыскивая слова:
– Да, я знаю. Но вы ошибаетесь на сей раз. Вы глубоко ошибаетесь! – Еще одна пауза, снова борьба. «Дернуло же тебя позвонить», – с тоской подумал Хармель.
– Но послушайте, мы же оба журналисты…
– Нет, это вы журналист! А я с этим делом покончил. Уверен,
– Я знаю лишь ваше имя, телефон и то, что вы владели «Кларион» до меня.
– Ну и хорошо, этого вполне достаточно. Об остальном я остерегаюсь говорить. Не хочу, чтобы у вас все рухнуло.
Маршалл ухватился за добычу:
– Так не оставляйте меня во тьме неизвестности!
– Я не собираюсь темнить, но есть вещи, о которых я не могу говорить.
– Ладно, это я понимаю. Все в порядке.
– Нет, ничего вы не понимаете. Послушайте-ка меня! Я не имею понятия, на что вы там напали, но похороните это, что бы там ни было. Займитесь чем-нибудь другим. Охраняйте лесопосадки Киваниса, делайте все, что не причинит вам вреда, но не высовывайте носа, а то заработаете простуду.
– О чем это вы?
– Хватит выжимать из меня информацию. Больше я вам ничего не скажу, употребите, что получили, себе на пользу. Я вам советую: забудьте Лангстрат, забудьте все, что вы о ней слышали. Конечно, я понимаю, вы журналист, и конечно, вы поступите наоборот, но позвольте мне вас предупредить совершенно серьезно: бросьте это. Маршалл ничего не отвечал.
– Хоган, вы слушаете?
– И вы думаете, что теперь я это так оставлю?
– У вас есть жена и дочь? Подумайте о них. Подумайте о себе самом. Иначе будете стоять на ушах, как все остальные.
– Кто это
– остальные?
– Я ничего не знаю, я не знаю Лангстрат, я не знаю вас, я больше не живу в Аштоне. Все, и на этом закончим.
– Тэд? У вас неприятности?
– Простите, но это не ваша забота!
Разговор оборвался. Маршалл бросил трубку, но продолжал неподвижно сидеть. Мысли роились в его голове. «Не твоя забота, – сказал ему Хармель. – Брось это».
Ни за что на свете.
Эдит Дастер, мудрая старая служительница на ниве Божьей, в прошлом миссионер в Китае, овдовевшая лет тридцать тому назад, жила в Виллоу-Тэррас, квартале для пенсионеров, неподалеку от церкви. Ей было за восемьдесят, существовала она на социальную помощь и маленькую пасторскую пенсию мужа. Она всегда очень ценила общение с людьми, а теперь и особенно, когда ей стало трудно передвигаться и выходить из дома.
Ханк и Мэри сидели в ее крошечной столовой, у большого окна, выходящего во двор. Тетушка Дастер разливала чай из необычайно красивого старинного чайника в такие же красивые чашки. Она была тщательно одета, словно для выхода. Так она одевалась всегда, принимая гостей.
– Нет, – проговорила тетушка, садясь, наконец, за столик, покрытый нарядной скатертью и уставленный печеньем и булочками, – я знаю, что Божьим намерениям невозможно долго препятствовать. У Него всегда найдется способ вывести Свой народ из тупика.
Ханк слегка кивнул головой в ответ:
– Я с вами совершенно согласен.
Мэри коснулась его руки.
Тетушка
– Я знаю это, Генри. То, что ты здесь, не может быть ошибкой. Я не сомневаюсь в этом. Если бы в этом не было смысла, твое служение не принесло бы таких прекрасных плодов.
– Он чувствует себя подавленным после голосования, – заметила Мэри.
Тетушка Эдит улыбнулась, с любовью взглянув на Ханка.
– Я думаю, Господь готовит пробуждение церкви. Но это похоже на прилив. Прежде чем он начнется, вся вода должна отхлынуть от берега. Нужно дать общине время для обращения. Ты должен также считаться с противниками, будь готов потерять несколько членов церкви. Но после отлива вода придет обратно. Это только вопрос времени. В одном я уверена: ничто не могло удержать меня дома вчера вечером. Я себя чувствовала ужасно. Думаю, это была атака сатаны. Но Господь повел меня. Как раз в то время, когда собрание началось, я почувствовала, как Его рука подняла меня, я оделась и пошла, и успела как раз вовремя. Не думаю, что смогла бы пройти столько же, выйди я в магазин. Это был Господь, я знаю. Жаль только, что у меня был всего один голос.
– А чей, по-вашему, был второй голос? – спросил Ханк.
– Вероятно, Лу Стэнли, – сострила Мэри.
– Не говори так, – улыбнулась Эдит, – человек не знает всего, что может Господь. Но тебя это удивляет, не так ли?
– Если кто действительно удивлен, так это я, – Ханк тоже улыбнулся.
– Как ты, наверное, заметил, а может быть, еще и не успел, все мы в руках Божьих, и ты тоже. Позволь, я подогрею тебе чай.
– Этой церкви ни за что не выжить, если половина прихожан перестанет ее поддерживать. Вряд ли они будут помогать пастору, которым недовольны.
– Я так не думаю. В последнее время ко мне часто являются ангелы, а это случается редко. Я видела их и раньше, и всегда как раз тогда, когда в Царстве Божьем должно было случиться что-нибудь важное. У меня такое чувство в духе, что у нас произойдет какой-то решительный переворот – А как ваше мнение?
Ханк и Мэри посмотрели друг на друга, решая, кто из них заговорит первым. Потом Ханк подробно рассказал о ночной битве и о том бремени ответственности за город, которое легло на его плечи в последнее время. Мэри вставляла в его рассказ приходившие ей на память подробности. Тетушка Эдит слушала с огромным интересом и время от времени произносила: «Ой-ой-ой!», «Слава Господу!» и «О, нет!»
– Да, – проговорила она наконец, – я это хорошо понимаю. Видите ли, однажды вечером я испытала нечто подобное прямо здесь, – она указала на окно, выходящее во двор. – Я приводила все в порядок перед сном и, проходя мимо окна, посмотрела на крыши и фонари. Вдруг у меня закружилась голова. Чтобы не упасть, мне пришлось сесть. Это мне-то, ведь я никогда в жизни не теряла сознания. Правда один раз это все же случилось со мной, когда мы жили в Китае. Мы с мужем посетили одну женщину, она была медиум, спиритист. Я знала, что она нас ненавидит и старается наложить на нас проклятие. И прямо перед ее дверью я почувствовала головокружение. Этого ощущения я никогда не забуду. И в тот вечер, у окна, произошло то же самое, что и тогда, в Китае.