Тьма. Испытание Злом
Шрифт:
Пожалуй, Кальпурций поспорил бы с ним, какое из двух зол считать меньшим. Но мог ли он настаивать после того, как Йорген уступил его слабостям уже дважды?
Закат догорал, яркий и кровавый — завтрашний день снова обещал быть ветреным. Море плескалось серое и скучное, на него даже смотреть было холодно. Бесприютный берег тянулся бесконечной цепью песчаных пляжей, зажатых между белой полосой прибоя и грядой отвесных скал. «Мышеловка! — думал Кальпурций. — Длинная и узкая мышеловка. Бежать из нее некуда — догонят. На что Йорген надеется? Если, не допустите Девы Небесные,
Но у сына нифлунги Олры эн Арра были, оказывается, иные планы на эту ночь.
— Скажи, пожалуйста, друг мой Кальпурций, — начал он деликатно, — как ты относишься к колдовству? Вот доводилось мне слышать, будто именно оно охраняет рубежи ваших славных земель от вторжения ночного Зла…
Не столько даже сам вопрос, сколько несвойственный Йоргену высокопарный слог заставил Кальпурция насторожиться и ответить в том же ключе:
— Ты неправ, друг мой Йорген. Не колдовство оберегает наши дома, но светлая магия солнечных кристаллов.
— А! — махнул рукой ланцтрегер, оставив патетику. — Ведовство, магия, волшебство, чародейство, психофизические трансформации — суть одна. Колдовство оно и есть колдовство, как ни обзови, чем ни приукрась… Вот ты сам вашей магией умеешь пользоваться?
— Немного, — скромно подтвердил Кальпурций. — Всякий благородный человек Силонии постигает эту науку в той мере, в какой ему это дано. Мои возможности невелики, но некоторыми приемами я все же владею. А к чему этот разговор на ночь глядя?
— К тому… Раз ты сам владеешь магией, то не будешь слишком потрясен, если узнаешь, что мне ведомо кое-какое колдовство? Обычно я стараюсь не распространяться… У нас это не принято… — Он совсем смутился, будто в собственном уродстве признавался.
— Продолжай! — Кальпурций подался вперед, в душе его блеснул луч надежды. — Что за колдовство?!
— К примеру, я умею устанавливать призрачную, невидимую стену, сквозь которую ни одна темная тварь проникнуть не может…
— Так действуй!!! — вскричал Кальпурций радостно. — Зачем мы время тратим на пустые речи, когда закат уже догорает?!
Уж так не хотелось ему коротать ночь на мелководье, что самое черное колдовство его не отвратило бы в тот момент. В конце концов, такую прорву чистого добра натворили они за день, что оно перекроет с лихвой этот небольшой грех.
И только когда он собственными глазами увидел, что именно творит Йорген, почувствовал некоторое сомнение. Потому что тот при помощи меча вычерчивал на песке пентаграмму.
— Эй! Ты что?! Мы будем в ПЕНТАГРАММЕ ночевать?! Внутри?
— Ясно, в ней, — мрачно подтвердил ланцтрегер. — А ты как думал? Меня колдовству не во храме Дев Небесных обучали!
— А
Йорген рассмеялся, заметив, как вытянулось лицо его спутника.
— Да не пугайся ты так! Не по ту сторону гор! В Нифльгарде жил год, в родовом гнезде матери, там и учился. Плохо учился, кстати.
Кальпурций фыркнул, выразительно посмотрел на стремительно темнеющее небо:
— Это ты меня сейчас так успокоил, да?
Ланцтрегер рассмеялся снова:
— Нет! Пентаграмма будет нам надежной защитой, не сомневайся! Это одно из немногого, что я освоил вполне сносно!
Пентаграмму Йорген затеял очень большую — один только внутренний пятиугольник десять шагов в поперечнике. «Это чтобы лошади поместились», — объяснил свой размах доморощенный колдун. Справившись с лучами, он принялся вычерчивать в их вершинах зловещие рунические символы, относящиеся все больше к загробному миру. Ис — лед или смерть, хагалаз — разрушение, наутиз — нужда, каун — виселица или чума, гагль — распятый на столбе, эйваз — защита, турисаз — врата, хагаль — неизбежная беда… Всего пятнадцать рун, по три на каждый луч. Часть из них Кальпурцию была незнакома. Да и Йорген, судя по всему, помнил их нетвердо — несколько раз ошибался, стирал все и начинал заново. «Очень важно соблюсти порядок, — извиняющимся тоном пояснял он. — Одну закорючку не туда вставишь — все дело пропало!»
Силониец нервничал, но не торопил. Чтобы не стоять над душой, занялся сбором топляка для костра, бродил туда-сюда по берегу, опасливо поглядывая на скалы: не сверкнут ли в сумерках глаза ночного чудовища?
Наконец свершилось долгожданное, Йорген его окликнул:
— Иди сюда, что покажу!
А когда тот приблизился, произнес тихо и коротко, что именно, Кальпурций не разобрал. Но в ответ на эти слова весь контур пентаграммы на миг полыхнул ярчайшим синим светом. От неожиданности Кальпурций отпрянул, лошади шарахнулись в испуге и заржали, оповещая о своем присутствии всех желающих перекусить вервольфов.
— Здорово, да?! — спросил ланцтрегер, весьма довольный произведенным эффектом. — Люблю этот момент! Прямо настоящим колдуном себя чувствуешь!
— Ох! — выдохнул силониец, еле переводя дух. — Ты бы хоть предупредил!
— Тогда было бы неинтересно! Прошу! — Он сделал широкий приглашающий жест, коим добрый и щедрый хозяин обычно встречает гостей.
Кальпурций перешагнул черту, уселся на песок и с грустью подумал, что внутри пентаграммы ничуть не уютнее, чем снаружи. Йорген аккуратно завел в пятиугольник лошадей, подправил нарушенную копытами линию, перетащил деревяшки для костра, водворился сам и объявил:
— Только спать все равно придется по очереди. Один отдыхает, другой караулит…
— Что, боишься, не сработает? — подозрительно осведомился Кальпурций.
— Не! Сработает, можешь не опасаться. Раз сверкнуло — значит, все в порядке. Вот если бы вспышки не было, тогда…
— А что, могло и такое случиться?! Ты же меня уверял, будто являешься большим мастером по пентаграммам! — поймал его на слове Кальпурций.
— Ну… — замялся ланцтрегер фон Раух. — Порядок рун забывается без практики… но рано или поздно я бы его точно вспомнил.