Тьма
Шрифт:
Я заставляю себя кивнуть. Но даже одно – это движение вызывает режущую боль в позвоночнике и мгновенно кружит мне голову. Я стону и тянусь к затылку. Прежде чем я успеваю прикоснуться к ране, перевязанной лоскутами футболки, девушка останавливает меня. Она берет мое запястье и кладет его обратно на горячую землю.
Затем она поднимает руку.
«Сколько пальцев я показываю?» – спрашивает она меня.
Я борюсь с желанием оттолкнуть ее руку от себя.
«Два», – говорю я, и хриплый, скрипучий звук моего голоса шокирует меня.
Словно прочитав мои мысли, девушка подносит к моим губам пластиковую бутылку. Она наливает мне в рот немного теплой воды, и я глотаю так жадно, как позволяют мои силы.
«Вот и хорошо», – подбадривает она. «Еще немного.»
Кто-то поддерживает мою шею. Я чувствую, как его колени шевелятся подо мной, и, отстраняясь от полупустой бутылки, я смотрю на того, чьи колени находятся под моей головой.
Это тот мужчина, который разорвал свою футболку, чтобы перевязать мою рану на голове. Он не смотрит на меня сверху вниз. Вместо этого его мрачное лицо направлено на огонь, пожирающий поселок.
Я следую за его взглядом и чувствую, как мои вены холодеют. Весь поселок горит.
Ни одно здание не осталось нетронутым яростным пламенем.
Сейчас мы находились на краю поселка, на безопасном расстоянии от костров. Но это не мешает расплавленному жару обжигать мою открытую кожу. Рана на руке зудит от жара.
Я сажусь и смотрю, как пламя пожирает поселок. С такого расстояния, несмотря на то, что палящая жара режет глаза, я вижу тела, разбросанные по главной улице. Слишком далеко, чтобы узнать лица, но я знаю, что это была моя группа. Люди, с которыми я выживала. Сомневаюсь, что кто-то из них выжил.
Вокруг нас темные морки наблюдают за гибелью поселка. Некоторые из них довольствуются легкими улыбками, упиваясь своей работой. Другие выглядят скучающими, ковыряя кончиками лезвий в своих ногтях или стирая пепел с рук и лиц влажными тряпками.
Но они все наблюдают. Своего рода ритуал.
Я смотрю по сторонам. Темные морки окружают нас. Но вожака нигде не видно. По крайней мере, его нет рядом с нами. Сотни темных морков рассредоточились, отдыхая после своих сегодняшних усилий.
Лишь немногие еще начеку, и это морки, которые нас охраняют. Они окружают нас. Одни сидят, другие стоят настороже.
Они подобны клетке, которая запирает нас, людей, в этом маленьком круге, в котором мы зажаты. Мое сердце леденеет в груди, когда я изучаю людей вокруг меня.
Они не выглядят слишком плохо, учитывая обстоятельства мира. Их одежда грязная, но они не изможденные и не на грани голода, как я. Несмотря на свое положение пленников, они выглядят относительно здоровыми.
Но вот что меня беспокоит. Почему темные морки сохраняют им жизнь, кормят их, следят за их здоровьем и защищают от пожаров, которые они сами же и устраивают?
Что
Что-то ужасное разрушает мои мысли.
Я моргаю, тру глаза, затем снова смотрю на коня, который взбирается по склону вверх по дороге. Он не похож ни на одну лошадь или коня, которых я когда-либо видела. Это что-то из фильма ужасов.
Зверь лишен шерсти. Серая кожа обтягивает выступающие кости коня, а тонкий, узкий хвост покачивается позади него, напоминая мне те мечи, которые используются в фехтовании. Он выглядит таким же острым, как меч, во всяком случае. А его глаза… алые огненные шары.
Не отрывая взгляда от зверя, я тереблю девушку рядом со мной, ту, что поила меня водой. Прежде чем я успеваю спросить ее, видит ли она зверя, она нежно берет мою руку и кладет ее мне на колени.
«Я знаю», – бормочет она себе под нос, достаточно тихо, чтобы я могла услышать, но также достаточно тихо, чтобы нас не подслушали морки. «К ним привыкаешь.»
К зверям или моркам?
В чем разница, на самом деле?
Я смотрю девушке прямо в глаза.
«Что происходит?» – спрашиваю я шепотом, голосом, полным боли, пульсирующей во всем теле. «Почему мы здесь?»
Она качает головой, словно предупреждая меня, чтобы я бросила это. Я замечаю, что мужчина позади меня внезапно ускользает и присоединяется к остальным, которые сторонятся меня.
«Шшш», – успокаивает меня девушка и бросает настороженный взгляд на морков, охраняющих нас.
Один из охранников повернулся к нам и наблюдает за нами с открытым интересом.
Но в его глазах есть проблеск гнева, скрытый за любопытством. У меня такое чувство, что он хочет, чтобы мы продолжали говорить, и что последствия будут недружелюбными.
Я бросаю взгляд на щиколотку, где рукав свитера туго завернут.
«Кто это сделал?» – спрашиваю я, не задумываясь.
Но, по какой-то причине, охранник не реагирует, а плечи девушки расслабляются, словно она испытывает облегчение или что-то в этом роде. Интересно, возможно, дело в смене темы. Мы можем говорить, особенно о наших травмах, но не о морках или их мотивах держать нас здесь.
Я прикусываю язык, чтобы не задать вопросы, которые мне не терпится задать. У меня будет шанс спросить позже. Не сейчас, в тишине, нарушаемой только потрескиванием огня в поселке и редким шепотом рядом стоящих морков.
«Федор Семенович сделал перевязку», – говорит мне девушка и указывает на седого пожилого мужчину, на коленях которого лежала моя голова, когда я очнулась.
«Я сделала это», – добавляет она и поднимает мою голую руку.
Открытые раны смазаны какой-то пастой.
«Я – Эвелина», – говорит она. Ее выжидательный взгляд в мою сторону ждет, когда я ее представлю.
«Мила», – говорю я.
«Ладно, Мила, я дам тебе немного этого», – она достает пузырек с таблетками из кармана куртки и откупоривает крышку.