Тьма
Шрифт:
Стрельба возобновляется. Взрывы пронзают воздух, но, на этот раз, они разбросаны. Звук отчаянных людей, пытающихся спасти проигранную битву. Это ужасная песня, музыка конца света, когда последняя наша битва заглушается ужасными демонами с мечами.
Я осматриваю улицу, пока люди выбегают из домов. Я вижу, как мужчина выпрыгивает из окна второго этажа. Он не встает, пока двое морков не нападают на него с дьявольскими ухмылками и не поднимают мечи. Кровь брызжет в воздухе, как в фильме ужасов, и я молюсь, чтобы это все быстрее
Большинство наших охранников покинули посты, чтобы присоединиться к кровавой битве, развернувшейся на улицах. Люди лихорадочно пытаются перезарядить свое оружие. Но морки быстрее.
У них нечеловеческая скорость. Они движутся размытыми пятнами, в один момент они находятся в метре от людей, а в следующий момент они обрушивают мечи на них. Слишком много голов катится, слишком много крови проливается на асфальт.
Я больше не могу на это смотреть.
Но затем, один из других пленников понимает, что нас не так хорошо охраняют.
Молодой парень, может быть, в возрасте семнадцати лет, отталкивается от земли. Я ловлю его взгляд, прежде чем он дико оглядывается по сторонам. Я вижу, как он тянется к пожилому мужчине, судя по всему, это его отец, и трясет его за плечо.
Они шепчутся, их голоса слишком тихие, чтобы их можно было услышать, слишком тихие, чтобы их мог унести ветер, а затем они вскакивают на ноги.
Мои глаза расширяются, когда я смотрю, как они убегают. Они выскакивают из зоны досягаемости охранников и врываются в бушующую вокруг нас битву. Я наблюдаю, как они обегают свежие трупы на земле, затем прячутся за брошенную машину, чтобы избежать метательных ножей, летящих в их сторону. Лезвия вонзаются в капот машины.
Охранники немедленно бросаются в погоню. Они гонятся за ними по улицам, удаляясь от нас все дальше и дальше, и это оставляет нас всего с двумя охранниками. Вот он, мой шанс.
Я не думаю ни секунды, прежде чем вскочить на ноги. Я делаю рывок через дрожащее тело Эвелины, но падаю вниз в мгновение ока.
Кто-то схватил меня за лодыжку.
Перевернувшись на спину, я киплю от злости на того, кто остановил меня от побега. Это Федор Семенович. Но на его бледном лице написано потрясение, которое заставляет меня замолчать.
Он качает головой, глаза его становятся шире тарелок, и он беззвучно произносит одно слово. «Нет.»
Он не дает мне бежать. И мой шанс ускользает прежде, чем я успеваю восстановить равновесие и попробовать снова. Двое охранников возвращаются, волоча за собой бегунов.
Я вздрагиваю, когда охранники бросают людей на землю. Один из них вытаскивает из кобуры на поясе что-то похожее на черный резиновый меч. Но я быстро понимаю, что это какой-то гибрид кнута и дубинки.
Охранники избили их. По асфальту растеклись лужи крови. Я отскочила назад, чтобы грязь не коснулась моих ботинок.
Я не могу заставить себя смотреть на этих двоих, лежачих, избитых
Вздрогнув, я хватаю ее за плечи и ложу на спину.
Глядя на меня слезящимися глазами, Эвелина слишком сильно сжимает вверх груди, и из раны, которую она прячет, сочится струйка крови.
«Федор Семенович!» – кричу я доктору, чье внимание переключилось на избитых мужчин в середине нашей группы пленников.
Он моргает, затем поворачивается ко мне. Ему требуется доля секунды, чтобы понять, что в Эвелину попала шальная пуля, затем он подбегает к нам, отталкивает меня от нее и отводит ее руки от раны.
Я смотрю на свое тело.
Мой кардиган был потерян в поселке, когда мне пришлось показать вожаку морков свои родинки. Я оставила его в переулке. Теперь на мне только штаны и майка. Недостаточно ткани, чтобы сделать импровизированную повязку для Эвелины.
Я поворачиваюсь к ближайшему человеку, притаившемуся у ног бдительного охранника. Теперь, они все пристально за нами наблюдают, ничуть не отвлекаясь на бушующую в городе битву. Я хватаюсь за нее, но она отталкивает мою руку.
«Мне это нужно», – говорю, пытаюсь стянуть шарф с ее шеи.
Она борется со мной за него. Но после того, как я резко дергаю головой вперед и попадаю прямо ей в нос, ее борьба прекращается. Может, я сломала ей нос, но я буду беспокоиться об этом и о своей новой ране на голове, позже.
Я мчусь обратно к Эвелине и передаю шарф Федору Семеновичу. Он берет его без слов. Он уже разорвал ее футболку до самого пупка. Ей повезло, что она в бюстгальтере.
Рана, одним словом, отвратительная. Кожа разорвана чуть выше грудины, в сторону ключицы, которая, я уверена, должна быть раздроблена, и очень много крови.
Федор Семенович кладет шарф ей на живот, затем тянется к карману. Из него он достает пинцет и маленькую бутылку с водкой. Для меня это странно, что в такое время, кто-то решит вместо еды носить с собой такую вещь как пинцет. Но опять же, он врач. И, если у него нет возможности иметь с собой аптечку, он носит то, что сможет унести в своих карманах.
Он открывает бутылочку с водкой, наливает небольшое количество себе в ладони, хорошенько трет руки. Затем выливает немного водки на пинцет.
Кровавые руки Эвелины тянутся к моим.
Я выгибаю бровь, застыв на мгновение. Удивление делает меня неподвижной, как воздух в летнюю ночь.
Но затем, я нерешительно беру ее руки в свои, и напряжение покидает ее. Она крепко сжимает мои руки.
«С тобой все будет в порядке», – говорю я ей, потому что именно так и положено говорить, когда кто-то истекает кровью.
Она крутит головой, пытаясь как следует рассмотреть двух побежденных бегунов. Она сдается, затем смотрит на меня. «Что случилось?»