То был мой театр
Шрифт:
Борис Хмельницкий: "То be or not to be?.
В.Золотухин и И.Бортник: "Я однажды гулял по столице..."
Н.Губенко,
Дядя Володя солирует по бумажке: "Я - самый непьющий из всех мужиков"... Нет уже и дяди Володи.
Но серьезны лица людей на сцене. Николай Губенко делает шаг вперед и начинает читать программные Володины стихи. Приведу их полностью, выделив строку, что на мемориальном вечере не звучала - её потребовали убрать заранее...
Я бодрствую, но вещий сон мне снится.
Пилюли пью, надеюсь, что усну...
Не привыкать глотать мне горькую слюну:
организации, инстанции и лица
мне объявили явную войну
за то, что я нарушил тишину,
За то, что я хриплю на всю страну,
Чтоб доказать - я в колесе не спица.
(Ох, как к этому подходит любимовское: "По ходу мысли и по знакам препинания нужно читать... Если это сделаешь, обгонишь 80 процентов артистов.") А Губенко продолжает негромко, вдумчиво:
За то, что мне неймется и не спится,
За то, что в передачах заграница
передаёт мою блатную старину,
считая своим долгом извиниться:
– Мы сами, без согласья...
– Ну и ну!
За что ещё? Быть может, за жену,
Что, мол, не мог на нашей подданной жениться,
что, мол, упрямо лезу в капстрану
и очень не хочу идти ко дну,
что песню написал, и не одну,
про то, как мы когда-то били фрица,
про рядового, что на дзот валится,
а сам - ни сном, ни духом про войну...
Кричат, что я у них украл луну
и что-нибудь ещё украсть не премину,
и небылицу догоняет небылица.
Не
Нет, не сопьюсь.
Я руку протяну -
и завещание крестом перечеркну,
и сам я не забуду осениться,
и песню напишу, и не одну,
и в песне той кого-то прокляну,
но в пояс не забуду поклониться
всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться.
Пусть чаша горькая - я их не обману.
Пауза. Вступает Демидова. Опять стихи, хотя строфа - очень известная, песенная:
Тишина... Только чайки - как молнии, -
Пустотой мы их кормим из рук.
Но наградою нам за безмолвие
Обязательно будет звук!..
И приходит звук! Оттуда, из верхнего угла, голос Высоцкого, звучит знаменитая Песня о Земле:
Кто сказал: "Всё сгорело дотла,
Больше в землю не бросите и семя!"?
Кто сказал, что Земля умерла?
Нет, она затаилась на время!..
Кончилась песня, но продолжается гитарный перебор, и редкостно серьёзный Феликс Антипов начинает читать. Опять песенное, опять чрезвычайно известное, но так вот, без мелодии и в этом контексте, звучащее по-новому:
Он не вышел ни званьем, ни ростом.
Не за славу, не за плату -
На свой необычный манер
Он но жизни шагал над помостом -
По канату,
по канату,
Натянутому,
как нерв...
И снова стихи Высоцкого перебиваются записью Высоцкого - залихватской, приблатнённой, с хором: "Где твои 17 лет? На Большом Каретном..." Но когда те же вопросы в последнем куплете приходит пора задать хору, то последний вопрос "Где тебя сегодня нет?" остается без ответа и вместо него со сцены раздастся мрачный мужской вокализ из спектакля "Гамлет", и ведущие исполнители этого спектакля (кроме Высоцкого, естественно) в памятных костюмах грубой вязки выйдут на просцениум. И начнётся "Гамлет" без Гамлета.
Клавдий (Смехов): Хотя, пока мы траура не сняли
По нашем брате, Гамлете родном...
Но ум настолько справился с природой,
Что надо будет сдержаннее впредь
Скорбеть о нём, себя не забывая...
Демидова (Гертруда): Ах, Гамлет! Сердце рвётся пополам!
Ты повернул глаза зрачками в душу,
А там повсюду - пятна черноты...