То было давно…
Шрифт:
И голос эха был такой ласковый, чистый, юный, молодой.
Даже Шаляпин, гостя у меня и умываясь утром у колодца, пел в колодезь и потом говорил: «Какое красивое эхо».
От постройки дома остались у меня водопроводные трубки. И пришло мне в голову подшутить над приятелями.
Взял я, около колодца прорыл пониже песок и провел глубокую канавку к сараю, который был неподалеку.
Часть трубки спустил аршин на пять в глубь колодца, а другой конец по канавке провел в сарай.
Приятели приехали. Юрий Сергеевич Сахновский, доктор
Уж тетушка Афросинья и наготовила пирогов, нажарила индюшек и кур!
Рыбак Константин поставил мелкую сеть и наловил сотни раков, которые любил очень Федор Иванович Шаляпин.
Для раков было специальное пильзенское пиво.
Вообще, было неплохо, что и говорить. В беседке у меня пили чай, ели ягоду – клубнику со сливками, землянику. На реке ловили рыбу.
Угощая приятелей, забыл я про колодезь. Только утром, смотрю, после умывания у колодца, идут приятели к чаю в недоумении и кричат в коридор:
– Но что же непонятно! Это же не эхо.
И Шаляпин, входя, говорит мне:
– В чем дело, что у вас с колодцем, Константин Алексеевич? Это же черт знает что такое…
– Это всегда что-нибудь у него. Каждый раз… – говорит, негодуя, Павел Александрович. – Всегда вздор и пошлости…
Приятель Вася Кузнецов хохотал, зажмурив глаза, и всё повторял: «Ну и колодезь!..»
Тут я вспомнил, что я наказал слуге Леньке и охотнику Герасиму, что когда приедут приятели и будут у колодца пытать эхо, чтобы те из сарая в трубку отвечали, что на язык взбредет, но только посердитей.
– Ладно, – согласился тогда Герасим, посмеиваясь.
– Какое же это эхо? Это не иначе, как туда посажен кто-нибудь насмех… – обижался Иван Иванович. – Я не кто-нибудь, я оставлен при университете приват-доцентом, а он меня из колодца так и этак. Это уж, я скажу, не шутки, это уже чересчур…
«Что такое? – подумал я. – Что-нибудь Ленька надерзил».
– Пустяки, – говорю, – ерунда. Может быть, кто и залез в колодезь.
– Ну-ка, пойдем, – сказал Павел Александрович. – Интересно, что он будет тебе говорить… Ленька, – позвал Павел Александрович.
Вошли Ленька и Герасим.
– Дай-ка якорь и веревку, – сказал Шаляпин, – мы посмотрим, в чем дело, какого сукина сына туда, в колодезь, посадили.
Взяли якорь и веревки и пошли к колодцу.
Василий Сергеевич так и заливался смехом.
Такого колодца нигде нет. Что делается! Колодезь пустой – и кто говорит, неизвестно.
Подошли к колодцу. Сначала долго смотрели на воду, потом друг на друга. Потом доктор Иван Иванович, наклоняясь в колодезь, громко сказал:
– Послушай, любезный, что ты там?.. – и закашлялся.
Слышно было, как эхо ответило кашлем. Вдруг громким басом кто-то сказал из колодца:
– Доктор, а кашель-то у тебя акцизный, с перепою…
– Слышите?! – обернувшись к
– Постой, – перебил Павел Александрович и, подойдя к колодцу, крикнул в него: – Вылезай, в последний раз тебя кличу, не то…
– Вот я тебя покличу, – ответил колодезь басом. – Вот постой, вылезу да морду тебе натычу…
– Что? Слышите? – сердился Павел Александрович. – Какой хам, какое наглое животное! Слышите?
– Ну, Юрий, спроси-ка ты чего-нибудь, что зря стоишь, – сказал, смеясь, Василий Сергеевич. – Или ты, Николай.
– Ну его к черту… Надоело…
А Коля, нагнувшись, спросил в колодезь:
– Любезный, скажи-ка…
– Что говорить, – ответил ему голос из колодца, – вы бы, Николай Васильич, хоть бы гульфик застегнули…
Приятель Коля, отойдя от колодца, стал осматривать себя и застегнул гульфик.
– Ну и ловко устроено, – удивлялся Шаляпин. – Знаешь, я не могу догадаться, как это сделано.
Он засмеялся, посмотрев на меня.
– И, Господи, что это вам колодезь дался? – сказал, подойдя, сторож дома моего, Дедушка. – Афросинья тужит – пироги остынут. «Пойди, – говорит, – позови господ, а то чего они от колодца одурели вовсе…»
Корощенко опять чего-то крикнул в колодезь, но колодезь замолк, и только прежнее эхо ласково повторило звук.
За столом, выпивая и закусывая расстегаями с рыбой, Шаляпин весело говорил:
– А ловко колодезь придуман. Ты знаешь, Константин, у меня в Москве, в доме, колодезь у гаража, надо это там устроить. Я репортеров буду посылать с колодцем разговаривать. Я такого сукина сына найду и посажу туда, что не обрадуются. Обухов и дирижеры тоже узнают колодезь. Что газеты писать будут!
Федору Ивановичу явно понравился мой колодезь, хотя поначалу он и рассердился, когда колодезь ему сказал, что на чай не любит давать.
Вечером я писал с натуры недалеко, с краю сада. Вдруг вижу, как Шаляпин направляется ко мне. Подходя, говорит смеясь:
– Понимаешь ли, хорошо ты колодезь устроил! Подошел я сейчас к колодцу и слышу, как в нем свинья хрюкает. Думаю: что такое – боров-то в сарае? Я – туда. Вижу – около борова трубка из стены выглядывает. Это непременно у меня надо сделать!..
Поросенок
Светлый весенний день. Завтра Вербное воскресенье.
У сарая и конюшни распустились белые пуховки вербы на розовых ветках и горят весело бисером на синем весеннем небе.
Свинья с поросятами вышла на солнышко из закуты сарая. Хрюкая, рыла носом в корыте.
Приятель Юрия Сергеевича смотрел пристально на поросят.
– Посмотрите, – сказал он, – а у Юрия-то глаза совершенно как у свиньи, вот ведь что…
– Довольно, – поморщился Юрий. – Завтра Вербное воскресенье, в последний раз сделать заговены, а потом ау, всю Страстную. Ни рыбы, ни мяса. Тюря, редька, капуста, грибные щи, и больше ничего. Согласны.