То, что не исчезает во времени
Шрифт:
Тот, видимо, почувствов ее взгляд, повернулся и положил руку ей на живот.
— Как хорошо, что сегодня выходной! Ты выспалась?
— Да-а.
— Знаешь, я давно не люблю выходные. Маешься, ходишь из угла в угол или пялишься в телевизор. Думаешь, быстрей бы на работу, что ли. Глупо, да?
— Хм… Согласна. А теперь ты любишь выходные? — кокетливо спросила Алла.
— Обожаю. Жаль, что их только два. — Влад потянулся к ней.
— Ты любишь только выходные? — Алла увернулась от Влада.
— Еще я люблю
— Интересно. — Она мягко отстранила его. — Значит, я «теплая женщина»? — Алле нравилось быть «теплой женщиной».
— Ти гарачая жэншина! — произнес Влад, изображая кавказца. Он снова наклонился и теперь уже не дал ей увернуться от поцелуя.
Они стали в шутку бороться, в ход пошло одеяло и полетели подушки. Потом, отсмеявшись и отдышавшись, Алла продолжила выяснение.
— А все-таки, — ей было интересно, — как ты различаешь: холодная женщина или горячая?
— Теплая, — поправил Влад.
— Мамка, что ли? Накормит, напоит, спать уложит?
— И это тоже, но это не главное. — Влад замолчал, собираясь с мыслями. — Она тебя принимает любым, понимаешь, как… мать своего ребенка. Даже если не понимает… Путано я говорю. Тепло, короче, от нее идет, и всё, — выдохнул Влад.
— Ладно, горец, что на завтрак сделать?
— Из твоих рук, красавица, приму всё, — снова начал дурачиться Влад. — Но утром лучше что-нибудь полегче, без мяса и колбасы.
— Так ты у меня не горец, а зайчик. — Алла, улыбаясь, накинула халат и пошла в ванную.
— Заец! — гордо произнес Влад ей вслед.
— Ец, ец, — со смехом согласилась Алла. — Я сейчас.
Минут через тридцать они сидели за столом: ели, шутили, строили планы на день, снова дурачились.
Женщине Алле хотелось, чтобы это как можно дольше продолжалось, а капитан Алла Сергеевна ждала звонков, отчетов, экспертиз и даже торопила события. Не так много ей удалось узнать.
«И у Алиски, по-моему, в ее «местах силы» скоро эта сила через край полезет. Набралась. Рвется домой, в бой. — Алла усмехнулась, и тут же раздался звонок. — Накликала».
Она взяла телефон.
— Здравствуйте, вы Алла Сергеевна Смагина?
— Да.
— Вам звонят из больницы, завотделением Войтин.
— Да-да.
— Александра Васильевна Гергардт, потерпевшая, пришла в себя. Можно поговорить, но недолго.
— Хорошо. Еду.
Влад тоже стал серьезным.
— Дела? Когда приедешь? Может, в городе встретимся, сходим куда-нибудь?
— Не знаю, Влад. Я позвоню.
Алла начала собираться.
В прихожей поцеловала Влада в щеку, бросила:
— Ключи возле зеркала, будешь уходить, захлопни дверь.
Какой бы современной, отремонтированной, оборудованной ни была больница, а заходить туда без надобности не хочется.
У Аллы надобность была. Еще какая!
Алла в сопровождении лечащего врача поднялась на второй этаж, зашла в палату. Врач в который раз предупредила, чтобы недолго, и оставила их.
Александра Васильевна лежала на спине. Лицо припухшее, руки сложены на груди. Блуждающий взгляд.
— Александра Васильевна, здравствуйте! Я — Алла Сергеевна Смагина, веду ваше дело. Может, помните меня, мы встречались с вами у меня в кабинете. Случай в троллейбусе…
— Помню, — с трудом произнесла Александра Васильевна. — Я же говорила… — она закашлялась, — …что встретимся.
— Вам много нельзя говорить. Я буду спрашивать, а вы можете только кивать или отвечать односложно: да или нет. Хорошо?
— Да, — выдохнула Гергардт. — Только все было в автобусе.
— Это не важно. — Алла не сразу сообразила, что сама перепутала троллейбус с автобусом, но порадовалась, что ее подопечная не потеряла память. — Вы помните, кто на вас напал? Сможете узнать? — Она поднесла ближе фото Кирилла Зубова. — Не торопитесь, внимательно посмотрите.
— Нет, не он напал… А этот уже получил свое… Другой… рядом… — Александра Васильевна собралась с силами и, возбуждаясь, почти выкрикнула: — Вы должны найти мою дочь! Я… как увидела вас… поняла — вы… сможете. Обещайте… — Женщина закрыла глаза, запищал монитор, в палату вбежала дежурная медсестра, за ней врач.
— Всё, всё, выходим.
— Пожалуйста, позвоните, когда ей станет лучше, — попросила Алла и послушно вышла из палаты.
«Обещаю, — мысленно обращаясь к Гергардт, твердо заверила ее Алла. Она в задумчивости спускалась по лестнице. Допрос почти ничего не дал, только всё запуталось, и теперь придется искать еще и дочь потерпевшей. — Неужели она жива? Столько лет прошло. Или это навязчивая идея пострадавшей, то, что ее мучает всю жизнь. И картина эта на стене. Наверняка Гергардт рисовала».
В машине Алла продолжила анализировать разговор, ругая себя:
«Может, не с этого надо было начинать? Сразу спросить, что она хранит в квартире. Отсюда бы, наверное, легче было плясать.
А если Гергардт не выживет?
Так, спокойно, выживет, раз надеется встретиться с дочерью.
Она сказала «другой», выходит, их было двое. Кто? Зубов и Супонин? Нет, Виктор Семенович птица не того полета, чтобы самому идти на дело или стоять на стреме. Конечно, все может быть. Но что я ему предъявлю? Алиса что-то слышала. Смешно. Зубов мертв. Свидетелей их разговора нет. Дамочка напилась, зашла без спроса в кабинет, что-то услышала, потом вышла. Ерунда.