То да Сё из Города Авось да Небось

Экхольм Ян

Они подкрались к петуху. Теперь оставалось лишь найти гребенку. А она лежала возле зеркала, где ее легко было достать.

Сё быстро схватил гребенку. Затем повернулся к То и подмигнул ему.

— Завтра Кукарека-Петрус не будет таким красавцем, каким был сегодня, — прошептал он. — Я спрячу гребенку под соломой, так что он ее не скоро найдет…

— Вообще-то жалко Кукареку-Петруса, — сказал То, прикидываясь серьезным. — Как по-твоему, может, ему лучше поспать подольше?

Взяв будильник, стоявший под насестом петуха, кот нажал на кнопку.

—

Будильник не зазвонит в семь часов утра, — сказал он, обращаясь к Сё. — Ладно, пошли домой.

— Ох и крепко же я буду спать! — устало пробормотал Сё, стягивая с головы носок.

— Но тебе надо рано вставать, — напомнил То. — Нам ведь необходимо быть на вокзале, когда завтра утром мисс Люнт-Капризница прикатит в Город Авось да Небось!

На следующее утро весь Город Авось да Небось был на ногах, и все животные собрались на железнодорожной станции. Господина Нильссона произвели в полицейские, и в честь этого дня он надел свой самый красивый мундир. Он сдерживал натиск толпы, чтобы никто не подходил слишком близко к железнодорожной станции. Самые младшие животные захватили с собой листки бумаги, чтобы взять на память автограф мисс Люнт. Фотограф Города Авось да Небось, теленок Щелк, фотографировал все и всех вокруг, а редакторша Утка из местной газеты описывала все, что происходит.

Начальник станции крысенок Ролик Рельс поднял флаг, а на здании вокзала разместил небольшие американские флажки, чтобы курица-иностранка чувствовала себя, как дома.

На перроне шла репетиция городского оркестра. Крупные животные играли на рожковых инструментах, но все же громче всех раздавались звуки флейт и кларнетов, на которых играли малыши. Слышно было также, как кузнечики и сверчки водили смычками.

Неподалеку шла спевка хора певчих птиц, музыка удавалась им на славу. Больше всех волновались певшие вместе с ними бараны Альрик и Ульрик, исполнявшие сольную партию. Господин Нильссон написал гимн в честь мисс Люнт на мелодию песенки «Бэ, бэ, белый ягненочек…», и оба брата время от времени блеяли:

Привет, привет красавица! О, как ты мила! Будешь Петрусу жена, Есть станешь кашу до отвала.

Альрик и Ульрик сначала не хотели петь эту песенку, так как не были уверены, достанется ли мисс Люнт хотя бы ложка каши, если она выйдет замуж за Кукареку-Петруса. Но Стихоплет-кузнец так огорчился из-за того, что его стишок не понравился баранам… И они согласились спеть. Поэтому-то и поднялся в то утро такой небывалый шум на железнодорожной станции.

— Бум-бом, бум-бом, бум-бом, — звучал оркестр.

— Ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля, — выводил трели хор певчих птиц.

— Привет, привет, красавица… — блеяли Альрик и Ульрик.

— Хотим видеть мисс Люнт! —

кричали малолетки, терявшие терпение из-за того, что поезд так и не приходил.

Но вскоре Ролик Рельс получил депешу, что поезд на подходе. Все напряженно ждали. Наконец запели рельсы, и там, вдали, показался поезд, который вез мисс Люнт-Капризницу.

Ролик Рельс махнул красным флажком, и поезд остановился. Дверь вагона открылась.

Животные вытянули шеи. Но это была не мисс Люнт. Вместо нее из вагона выскочили четыре здоровенных бульдога. Они злобно оглядели встречающих и поманили к себе господина Нильссона.

— Мы — псы-телохранители мисс Люнт, — рыкнул один из бульдогов. — Все в порядке?

— Да, господин пес-телохранитель, — произнес бык, от удивления забыв зарифмовать свой ответ.

Бульдог повернулся к вагону, и оттуда вышла мисс Люнт.

— О-о-о-о-о-о-о! — дружно простонали животные. — Какая красавица!

Курица была и впрямь прелестна. Перья ее так и блестели на солнышке. Голова была напудрена; у нее были длинные черные ресницы и накрашенный алой губной помадой клюв. И в тон ей даже когти были намазаны таким же алым лаком.

Она приветливо улыбалась.

— Хеллоу! — прокудахтала она.

— Это означает по-английски: «Привет!» — перевел один из бульдогов. — Мисс Люнт еще не очень знаком язык, на котором кудахчут шведские куры.

Курица продолжала кудахтать что-то непонятное. Но телохранители перевели, что, приезд в Швецию ей приятен.

Господин Нильссон уже не в силах был сдерживать малышей. Они подбежали к ней, желая взять автограф. Мисс Люнт, смеясь, подписывала их бумажки. Теленок Щелк фотографировал так усердно, что пот лился с него рекой. Редакторша Утка строчила без устали, и скоро у нее кончилась бумага.

Когда немного улегся переполох, мисс Люнт недовольно спросила:

— А где же Кукарека-Петрус?

— Да, где же петух? — Животные посмотрели друг на друга. В общей суматохе о нем позабыли.

— Чудно! — сказал конь Мешок. — Может, с ним что-нибудь случилось?

— Надо поискать его дома, в курятнике, — предложил Сё. — Поедем и посмотрим.

В курятнике вначале никто не показывался, но после того, как Макс посигналил, выскочил Кукарека-Петрус.

Какой же у него был вид!

Только-только проснувшийся, с торчащими во все стороны перьями, предстал он перед гостями.

— Это и есть ваш красавец Кукарека-Петрус? — вскричала мисс Люнт. — Да ведь это урод, каких свет не видывал!

И грохнулась в обмороке на землю. Один из бульдогов подскочил к Петрусу.

— Ты что, шутки шутишь, петух несчастный! — рявкнул он. — Это тебе дорого обойдется!

Петух трясся от страха.

— Не-е-т! Не-е-т! — пронзительно закричал он. — Я не шучу! Но кто-то взял мою гребенку и выключил будильник.

— Г-р-р-р, — заворчал бульдог, и у Кукареки-Петруса подкосились ноги.