Tobeus

Тауров Илья

— Пошёл и извинился, быстро! — стала кричать она. — Ты тупая скотина, как разговариваешь со взрослым, ублюдок.

— Я не пойду. — Ответил я, перебирая свои учебники, раскладывая их на полу будто гадалка карты, делая вид, что моё занятие имеет смысл, конечно же смысла в этом не было, я просто не хотел смотреть на мать и инстинктивно изображал важную деятельность.

Она подошла и влепила мне пощечину, я же просто смотрел на неё, никак не реагируя на жгучую боль в щеке, не прошло и нескольких секунд, как она схватила меня за волосы, и сильно потянув за них, приблизила моё лицо к своему. В нос ударил сильный и мерзкий запах спиртного.

— Я сказала, ты пойдёшь и извинишься, —

и потянула меня так, чтобы мне всё же пришлось встать, — вставай урод, ты отца своего довёл и мне теперь жизнь портишь? Я тебя научу, сука.

Сам не помню, как так получилось, но что было сил я ударил ей по руке, и она отпустила мои волосы, и закричала так, будто я разрядил в неё обойму.

— Ты отца своего убил, и теперь на меня кидаешься, — повторяла она, — урод тупой, зачем вообще я тебя родила? — это был не вопрос.

— Ты пьяная! — Почти сквозь слёзы, будто бы моей матери было не плевать, крикнул я, словно надеялся отрезвить её этим словом.

Она кажется разозлилась её сильнее, переходя на мерзкий визг стала трепать меня за одежду.

А я уже не мог себя контролировать. Когда я услышал, что это я убил отца, у меня брызнули слёзы, а все силы, которые только были в моём восьмилетнем теле собрались в кулак, которым я и ударил ей в лицо, у неё треснула губа и пошла кровь, прикрывая, если это можно так назвать, рану, она выбежала на кухню.

Через несколько мгновений вошёл толстый и сказал, что сейчас он меня научит уважать мать. Так сильно избит я, наверное, ещё не был, с утра я не мог и движения сделать, чтобы у меня чего-то не болело, при этом я не помню, что мне тогда было больно во время самого избиения, а потом ночью я засыпал, испытывая какое-то необъяснимое тепло по всему телу, тепло и обидно.

Мать же с утра вела себя как обычно, будто бы вчера вообще ничего не случилось.

Так и продолжалось это всё до даты, которую я уже точно запомнил и не забуду никогда.

В школе закончилась первая четверть, 31 октября был последний день, я учился очень хорошо, по всем предметам, кроме русского, по объективным причинам, я даже не знал, как писать некоторые буквы, но математика у меня шла просто на отлично.

Я как обычно зашёл после школы домой, не поздоровавшись, и уже никто меня не заставлял, прошёл в свою комнату. Заметил, что на кухне сидит какая-то женщина, вроде бы старше матери, а может быть просто дольше употребляющая алкоголь. Как обычно до поздней ночи стоял противных смех от глупых шуток и крики без какого-либо повода, табачный запах заполнивший всю квартиру и комнату где я был в том числе. Где-то после часа ночи, я услышал, как они куда-то уходят, подумал, что, наверное, хотят достать ещё спиртного, это не было для меня новостью, они часто так делали, а я тогда ждал, когда же придёт мама, вдруг с ней что-то случится.

Ждал и в эту ночь, прошёл час, а потом два, потом я увидел, что уже больше четырёх часов утра, я не в силах бороться со сном сдался. Не пришла она и после моего пробуждения, как и в течение дня, как и в течение всех последующих лет. Не знаю куда она отправилась, может назад в Германию, а может просто уехала куда-то на юг, жива ли до сих пор. Это мне не известно, и я никогда, кроме первого же дня «пропажи» и не стремился узнать.

Глава XI

Мои первые настоящие школьные каникулы начались с того, что я проснулся в нашей квартире и сразу глянул на место, где спала мать, кровать была такой же нетронутой, как и ночью, домой явно никто не заходил, я же со всем упорством, что у меня было, надеялся, что в следующую секунду она откроет дверь и войдёт

домой, может быть будет злая и будет ругать меня сам пока не знаю за что. Но эта секунда всё не наступала, домой никто не возвращался. Бывало во время пьянок я думал, что хорошо бы ей куда-нибудь исчезнуть, чтобы эти крики и вонь хотя бы ненадолго прекратились, она бывало и исчезала, но, когда я просыпался утром — всегда была дома. Сейчас же мне было стыдно за те мысли, если можно так сказать, я жалел, что мог так думать. Сердце начинало бешено колотиться, потому что какая-то часть меня догадывалась, что она уже не вернётся, а другая пресекала на корню эти мысли, хотя часы уже были далеко не утренние. Я натянул своё доисторическое пальто, внутри которого там, где пришиваются рукава, торчали куски синтепона, отыскал ботинки, которые мне где-то ещё добыл отец и пошёл на улицу. Я не знаю где я собирался найти свою мать, но я уже просто не мог сидеть в четырёх стенах, они сводили меня с ума, каждое мгновение увеличивая мой страх перед одиночеством, голодом и всем тем, что я думал, пока сидел дома один.

Я спустился вниз, с нашего пятого или шестого этажа, я уже не помню, и пошёл куда глядят глаза, дети, которые были на улице узнали меня по одежде, так как лица не было видно, окрикнули, но я не обратил никакого внимания, продолжая свой уверенный путь без какой-либо цели. С начала я думал, что пойду искать её куда-то к её друзьям, но я не знал даже как их зовут, а не то чтобы где они жили, и мне не пришло ничего лучше в голову, чтобы пойти к ней на работу. Крупный магазин был у нас здесь всего лишь один, да и не очень далеко до дома, я добрался до него, как сейчас мне вспоминается где-то за час.

И вот я уже стою перед огромным серебристым ангаром, огромными белыми русскими буквами было на фасаде написано «Добро» или что-то в этом духе, я уже тогда понимал значение этого слова и мог прочитать, на парковке было почти пусто, несколько военных машин и несколько гражданских, людей пока не было видно вообще, это в общем-то и не удивительно, так как был будний день. Быстрыми шагами, потому что порядком уже замёрз, я пошёл внутрь.

За небольшим коридором начинался гипермаркет, залитые белым светом ламп стояли различные товары. Ожидаемо и внутри было пусто, туда-сюда медлительно плавали, не могу назвать их передвижение ходьбой, несколько продавцов, ни одного человека не в зелёной униформе этого магазина, то есть покупателя, пока не было видно. Похоже это сейчас главный клиент магазина — я.

В моей голове всё становилось ещё более сюрреалистичным, я впервые забрёл так далеко от дома, я собирался искать тут свою мать, продавцы постоянно пялились на меня, хотя это не удивительно, обычно субъекты, выглядящие как я приходили что-нибудь украсть, но точно не в такое мёртвое время.

Бродил по торговому залу, смотря между рядами, иногда бегал, в голове были мысли, что я уже не помню, как домой добраться, голод давал о себе знать, как бы скручивая мой желудок, как скручивают тряпку отжимая воду. Похоже эти поиски могли бы длиться до тех пор, пока я не свалился бы с ног, но тут кто-то строго прикрикнул на меня.

— Что ты здесь лазишь? — Услышал я мужской голос и сразу повернулся.

В метрах пяти от меня стоял мужчина в зелёной жилетке, таких же зелёных штанах и белой рубашке, продавец, его лицо не выражало никаких эмоций он просто стоял и ждал ответа от меня.

— Ищу маму, — непринуждённо сказал я, попутно удивившись насколько без акцента это получилось.

— А когда она сюда пришла?

— Не знаю, — ответил я, — может быть утром.

— Пойдём, — сказал продавец и мотнул головой в неопределённом направлении.