Тобольский схрон
Шрифт:
…Дед, тихо отошел во сне в ночь на двадцатое апреля 1973 года. Умер с мечтательной улыбкой на лице. Видимо снилось ему, что-то хорошее, потому и решил там остаться. Похоронил я его на местном деревенском кладбище, все как положено. Коммунистом он никогда не был, а крестильный крестик всегда носил, как, впрочем, и я с некоторых пор, хотя церковь не особенно жаловал, да и молитв от него я тоже не слышал. Но раз уж был крещен, решил сделать все по христианским обычаям, поэтому доехал я до Муромцево, и не постеснялся пригласил батюшку, чтобы тот отпел деда, как оно следует канону. Все так и произошло. И сам стоял слушал, и крестился в нужных местах, и народ все это видел и кивал одобрительно.
Но видать, все же злоба
Послушал я этих придурков, а как иначе назвать их, развернулся и пошел на выход. Что-то взыграло во мне такое, что я просто едва сдержал себя, вовремя вспомнив о том, что произошло в моей прошлой жизни, когда я кинулся с кулаками, на такого же начальника, из-за того, что он не отдал мне вовремя телеграмму. Видите ли, план важнее, чем умерший родственник. Здесь было, что-то похожее, и я едва готов был очень на многое. Что теперь, если в этот день родился вождь мирового пролетариата, так и хоронить никого нельзя?
Что там кричали мне в спину, даже не прислушивался, хотел было броситть прямо там свой комсомольский билет на стол, но что-то отвлекло меня, и потому он со мной остался, но зол был так, что меня всего трясло. Это сейчас они все рьяные коммунисты и комсомольцы, а пройдет каких-то двадцать лет, первыми сожгут свои партийные билеты, напялят тяжеленые золотые кресты на шеи, так что головы не поднять и заделаются истинными христианами. Автомобили будут освещать, чтобы не ломались и святые их охраняли. Тьфу, противно даже думать! И первыми будут требовать, чтобы того самого Ленина, который вождь, из мавзолея убрали, потому как он весь вид белокаменной портит своим иссохшим телом. Правильно дед говорил, это не власть — это хапуги, карьеристы, дорвавшиеся до нее. Может и стояла когда-то власть у руля, да вот только вся вышла, а то, что осталось, порой и людьми то не поворачивается язык, назвать.
Уже на следующий день, написал заявление на увольнение в совхозе. И как оказалось, сделал это очень вовремя. Начало весны не сезон, работы практически нет, к тому же сказал, что собираюсь уехать отсюда, сказал что далеко, на край света, поэтому уволили меня без отработки, и в тот же день выдали на руки расчет и трудовую книжку, заодно сделали и выписку с места жительства, когда сказал, что буду продавать дом. Директор совхоза, сразу же ухватился за это. У него как раз сын женился недавно, и он подыскивал ему отдельное жилье. Наш дом его вполне устроил, причем не только дом, но и находящаяся в нем мебель. Одним словом, за все про все, включая лодку с мотором, сговорились почти за десять тысяч. Может и продешевил, однако дома в деревне не настолько дороги как в городе, да и по большей части он заплатил скорее за мебель, посуду, книги и хрусталь, что в доме имелись, все равно все это пришлось бы распродавать, куда я все это потащу. Одежду, кое-какие инструменты, ковер, что висел у меня над кроватью, и дедовское ружье с некоторым охотничьим припасом, отдал семье Василия Степановича. Просто отдал, бесплатно. Сказал, что дед так велел, а то никак не хотели брать. Гордые все. Зато потом, благодарил и пообещал присматривать за могилкой деда, типа в благодарность. Будет присматривать — нет, не знаю. Но как
В общем распродал и раздарил все что мог, и остался гол, как сокол, если конечно не считать оставшихся у меня собственных вещей и денег на счету, которых в общей сложности скопилось больше мдвадцати пяти тысяч рублей. И только завершил все расчеты, как до меня донесли мысль о том, что из райкома партии в совхоз пришло распоряжение, касающееся именно меня. Вроде как я оказался чуждым элементом, неизвестно какими путями пролезшим в коммунистический союз молодежи, и творил собственные делишки прикрываясь гордым званием комсомольца.
— Мало того, что в такой день похороны устроил по религиозному обряду, так еще и сам стоял крестился у могилы!
Одним слово предлагалось устроить комсомольское собрание, объявить мне выговор с занесением, а еще неплохо было бы снять, из-за какого-нибудь нарушения, меня с занимаемой должности, и перевести на любую другую работу с меньшим окладом жалования. А если я подниму скандал, так и уволить с позором, как хапугу и тунеядца по статье, за постоянные прогулы и нарушения трудовой дисциплины.
Все это рекомендовали директору совхоза в телефонном разговоре, поступившим откуда-то сверху, все же там не дураки сидят, чтобы на себя такую бумагу заводить. Директор не сказал, кто именно звонил, но тыкал пальцем в небо и говорил с придыханием. Видно было, что человек очень опасается последствий. А он за проданный ему дом, со всеми прилагающийся вещами и прочим, все-таки испытывал некую, ко мне, благодарность, да и деда очень уважал, поэтому первым делом известил об этом меня, попросив сильно не задерживаться в поселке, а то, кто его знает… Тем более, что я уволился еще до этого звонка.
— Власть у нас злопамятная, и возможностей у нее больше, чем у простого человека. Поэтому нарываться на неприятности не стоит, да и мне не с руки. Тут выговором не отделаешься, а мне до пенсии совсем немного осталось. И чем быстрее ты уедешь из этих мест, тем лучше будет для всех. А я пока придержу ответ, а денька через три, как раз до твоего отъезда, а там отпишусь, как раз и праздники закончатся, что мол уволился и уехал, еще до начала майских праздников, а куда неизвестно. В открепительном талоне значится Дальний Восток, но ведь далеко не факт, что ты отправишься именно туда. Да и не станет тебя никто искать.
Перед отъездом, испросив уже проданную лодку, и сказав, что хочу смотаться в Окунево, попрощаться с теткой, отправился на заимку. Все же уезжал надолго, может быть даже и навсегда, поэтому хотелось взять себе что-нибудь на память. Да и золото, оно всегда в цене, глядишь и пристрою чуток, на пользу пойдет. Самолетом может и проще было бы куда-то улететь, но боюсь, проверили бы багаж, и плакало бы мое богачество. Одним словом, решил взять килограммов может около десяти, чтобы и унести смог, и не обнаружили, те кому не следует. А уезжать буду поездом. И скорее всего в Ташкент. Уж очень красиво расписывал дед, да и не только он этот город. Одним словом, очень захотелось там побывать, и хотя бы посмотреть. А там видно будет.