Точите ножи!
Шрифт:
Запоздало спохватившись, что такой подход к вопросу, пожалуй, в самом деле не является лучшим решением проблемы, я торопливо перевел дух; с усилием поменялся в лице, натянул протокольную улыбку и как ни в чем не бывало поинтересовался:
— А теперь, когда формальности соблюдены, могу я узнать, что тут делаю? Кулона у меня нет, и если речь пойдет о повторном предложении твоего господина, то я могу лишь с сожалением повторить, что вынужден отказаться, потому что трезво оцениваю свои силы и могу со всей ответственностью заявить, что, несмотря на заманчивые перспективы оплаты
Фер Сакага покивал, словно соглашался с собственными мыслями, но медленно поднял лапу и все же остановил поток моего дипломатического красноречия.
— О каком еще кулоне ты говоришь? — хмыкнул он, заставив меня мгновенно заткнуться.
Отступил на шаг, задумчиво оперся на хвост, расправил на сером рукаве невидимую складку. Казалось, мой недавний демонстративно-злобный выпад ничуть его не задел.
— Дело в том, Ланс, — все тем же бархатистым голосом сказал чу-ха, — что ты играешься не с теми ребятишками. И продолжаешь совать свой крохотный уродливый носик, куда не следует.
У меня екнуло сердце.
Серьезно?! Весь этот балаган с удушением, похищением и транспортировкой в заброшенный склад оказался связан не с отказом от поисков кулона и невольным оскорблением господина Киликили, а с делом фер Приша? Мысли понеслись лихорадочной иноходью, в горле пересохло еще сильнее.
Мне и в голову не могло прийти, что некая вшивая «Репутация» оказалась фигурой такого жуткого масштаба, что привлекала внимание «Уроборос-гуми»… Неужели Перстни, сам того не зная, ненароком заскочил в сферу чужих интересов, а затем еще и меня за собой потащил? Это казалось невероятным, но скованные за спиной руки намекали на обратное.
— Вообще-то, господин Сакага, — проскрипел я, стараясь не выказывать удивления, — я уже взрослый. Мне даже дорогу переходить самому разрешают и в лифте ездить. Так что до этого момента считал, что сам решаю, с кем и когда общаться.
— Ох, Ланс, — вздохнул Пыльный, и колкий страх вернулся ко мне в десятикратном размере, — теперь уже нет…
Он отошел к ящику, лениво перебрал мои сокровища, выщелкнул и снова закрыл клинок выкидного ножа. Затем задумчиво помычал, искоса взглянул на меня, и устало покачал головой. Блеснула лакированная челка.
— Все же ты прав, не стоило пренебрегать предложением моего господина, — с легкой грустью посетовал Сакага.
А я осознал, что скрученного хвоста все же не избежать…
В груди похолодело, стало трудно дышать. Вместо того, чтобы разрабатывать дерзновенные планы решительных побегов, я вдруг задумался, что последнее успел сказать своим близким? Отцу, Амме, Магде, Сапфир, Щупу и Зикро, другим немногочисленным друзьям и знакомцам. Да и просто любым чу-ха, которые видели меня в последний раз. А, точно: «я обещал не создавать неприятностей». Грустно осознавать, что твое последнее публичное заявление — неприкрытая ложь…
Собравшись с мыслями, я постарался выбросить из головы все лишнее и сосредоточиться на искусстве переговоров. Причем настоящих, а не основанных на яростных плевках и кабацкой ругани.
— Надумали меня ликвидировать? — глядя в темноту склада,
Фер Сакага оглянулся на меня с таким видом, будто хотел попросить не смешить его подобными сравнениями. Оттопыренным мизинцем неспешно пригладил густую бровь, тронул челку, задумчиво фыркнул, бросил короткий многозначительный взгляд на подельников, и вдруг направился прочь.
Минуя стул, он задержался на пару секунд, по-отечески похлопал меня по затекающему плечу, чуть нагнулся и негромко произнес.
— Я обещал, Ланс, помнишь? А слово нужно держать… так что теперь придется применить к тебе методы, чуть более действенные, чем простые предостережения.
А затем его опасные титановые когти исчезли с моего черно-желтого плеча, и Пыльный бесшумно растворился во мраке преданного забвению зала. Эффектно, что уж скрывать…
Я облизнул губы и уставился на оставшихся чу-ха. В голове крутились прощальные слова Сакаги, и ничего доброго они не сулили. Кипящая в груди злость пока еще сдерживала растущие волны страха, но мне казалось, что это совсем ненадолго…
А затем Глушилка и его крепкий приятель подступили ко мне, и дали понять, что любые переговоры окончены.
Сперва меня ударили в живот, начав с безобидного и наименее кровавого. Я издал протяжное «бхооо», попытался сложиться пополам, но надежно связанные руки не позволили.
Хрипя, я задергался на стуле, а лапа Глушилки придерживала за спинку, не позволяя тому упасть или опрокинуться. Через минуту (сущая ерунда) дыхание почти вернулось. Все это время палачи молча изучали меня, терпеливо дожидаясь нужного момента.
Когда я со стоном втянул воздух и попробовал что-то спросить, этот момент наступил — меня рубанули по левому уху, затем еще раз туда же, а сразу после двинули в челюсть. Голова мотнулась, еще раз, клацнули зубы, а один из них опасно хрустнул. Рот наполнился теплым и соленым, неожиданно приятным на вкус.
В глазах искрились молнии, отбитое ухо опухло, но это не помешало мелькнуть четкой и шальной мысли — только бы ублюдки не повредили голосовые связки.
Ага, точно. Как будто бы когда я совсем скоро предстану перед Благодетельной Когане Но или Двоепервой Стаей (в зависимости от того, кто там первым заявит права на душонку жалкого мутанта), мне понадобится «низкий писк»! Или все же понадобится? Наверное, будет даже забавно испытать чудесный талант на божестве…
Кулак Безухого снова впечатался в мои ребра.
Это было больно, причем весьма. Что не говори, а бить эти ребятки умели профессионально… Задумавшись, будто художник перед мольбертом, чу-ха легонько почесал кончик носа и еще раз ударил меня в челюсть.
С влажным треском открылась едва поджившая правая скула, рассеченная в лавке слепого мешочника; хрустнувший до этого зуб зашатался с новой силой, грозясь вот-вот выпасть… впрочем, тогда им можно будет метко плюнуть в глаз ближайшего истязателя…