«Точка бифуркации»
Шрифт:
– Вернёмся – обдумаем, обсудим. Я не успел рассказать: сегодня из конторы градоначальника мне принесли депешу, шифрованную. Корф сообщает: мадемуазель Алиса доехала-таки до Тулузы и изъяла из банковского сейфа интересующие нас бумаги. Сейчас она едет в Париж, а оттуда, через Берлин и Варшаву в Петербург. Просит нас поторопиться назад.
– Проблем в банке не было? – осведомился Ярослав. Узнав об истории с запертым в сейф портфелем, он попытался убедить Яшу поручить изъятие ему – всё же, бывал в тех краях и языком владеет!
– но Корф предпочёл поручить это задание своей пассии.
– Откуда им взяться, проблемам? МакГрегор выдал всю потребную информацию: номер
– Век живи, век учись… - хмыкнул Ярослав. – Когда едем-то? А то я хотел ещё немного прогуляться по центру Москвы. Сухаревка там, книжные развалы на Старой площади…
– С вашего позволения – составлю вам компанию.
– Гиляровский поднялся со стула, сразу заняв огромным своим телом чуть не половину Яшиного кабинета – разговор шёл в помещении сыскной конторы на Варварке.– В Москве сейчас не совсем неспокойно, а со мной на вас ни одна собака не гавкнет, если обнюхает, конечно…
VIII
Семёнов двинул мышкой, и на висящем на стене белом полотнище вспыхнуло изображение – сделанный от руки карандашный рисунок, изображающий планшет-«тентуру». Олег Иванович недолюбливал проекторы, но сегодня обойтись обычным монитором не получилось– слишком много народа собралось в комнате для совещаний Д.О.П.а.
– Это фотокопии записей известного вам всем Виктора Анциферова. – заговорил Корф.
– Записи доставлены нашим человеком из Франции, где они хранились в банковском сейфе.
Уточнять, кем был «наш человек» барон не стал. Впрочем, это и так было известно всем присутствующим.
– Что касается содержания записей – предоставлю слово господину Лерху. Он расскажет об этом гораздо лучше, чем я. Прошу вас, Юлий Алексеевич…
Дядя Юля встал и подошёл к экрану. Семёнов отметил про себя, что он, пожалуй, полностью пришёл в себя. Конечно, с сердцем шутить не стоит, и Каретников не позволит старику перенапрягаться – но ведь вот он, энергичный, деятельный и даже, вроде, помолодевший! Вот что творит с человеком любимое дело…
– Если позволите, Евгений Петрович, сначала я дам слово моему коллеге.
– заговорил старик и сделал знак Евсеину. – Вильгельм Евграфыч, если не затруднит – займите место у ноутбука…
Семёнов удивлённо вздёрнул брови, но спорить не стал – отодвинулся вместе со стулом, давая место Евсеину. Доцент вытащил из кармана флешку, воткнул её в порт и защёлкал клавиатурой. На экране замелькали, сменяя друг друга, фотографии.
– Когда мы изучили материалы, доставленные из Тулузы, я вспомнил вот об этих, которые господин Семёнов привёз в своё время из Конго. Собственно, это самые первые изображения статуи тетрадигитуса, с которыми мы имели дело здесь, в Петербурге – самой-то статуи у нас не было по известным вам всем причинам…
На экране сменялись изображения всё того же дырчатого планшета, сделанного с разных ракурсов – и в четырёхпалой кисти статуи, и в человеческой руке, и отдельно, лежащей на белой тряпице. На одном из фото тентуру держал в руках сам Семёнов – загорелый, жизнерадостный. Снимок был сделан на фоне густой тропической растительности и кучки негров, издали наблюдающих за действиями «белого бваны».
– Надо же, а я о них и забыл…. – сказал Олег Иванович.
– Об этих фотографиях, я имею в виду. Хотя, вроде, и сам их делал – ещё когда мы нашли статую тетрадигитуса. Вот эти, к примеру… он завладел мышкой и вызвал на экран нужные снимки, - …вот эти сделаны внутри холма-могильника. А эти три, – ещё несколько щелчков, -
– По поводу чаши. – перебил Семёнова дядя Юля. – Неприятно об этом говорить, но Виктор, как исследователь, оказался дотошнее и, пожалуй, успешнее, чем ваш покорный слуга. Ещё ставя первые опыты с чашей и лазерной указкой, он обратил внимание, что когда чашу подсвечивают - в массиве её материала возникает что-то типа тончайших полосок, рисок, отметок. Эти риски неодинаковые, и по их положению можно тем или иным образом менять положение чащи в руке статуи.
Да? – Семёнов покачал головой. – Я тоже не обратил внимания, когда подсвечивал чашу фонарём.
– Вполне объяснимо. – ответил на этот раз Евсеин. Дело в том, что риски достаточно трудно разглядеть, а вашим вниманием целиком владели другие детали – статуя, «тентура», возникшая голограмма Галактики, наконец. Кстати, то же относится и к уважаемому Юлию Алексеевичу – только ему не позволило заметить риски слабое зрение. Как и мне, впрочем…
И, словно иллюстрируя это утверждение, доцент стащил с носа пенсне и принялся протирать стёклышки носовым платком.
– К счастью, вы сделали серию снимков ещё до того, как стали вытаскивать статую наружу. – заговорил дядя Юля. – И на них после компьютерной обработки изображений удалось эти самые риски разобрать. В результате у нас теперь есть всё для того, чтобы воспроизвести изначальное положение чаши в руке статуи. Между прочим, Виктор, судя по записям, проделал такую же работу, причём пользуясь теми самыми фотографиями.
– О как… - Семёнов выпрямился. – Он-то их откуда взял?
– Это как раз самое простое. Когда он находился здесь, в Д.О.П.е, то ему дали возможность работать, чтобы искупить свои провинности – компьютерщик он всё же был отличный, нам всем до него далеко, даже покойному Миркину. В процессе работы то был допущен к материалам экспедиции – тогда мы не придавали этому особого значения. Ну, он и нашёл время, скопировал материалы на флешку – и прихватил с собой во время устроенного Войтюком бегства [20] . А позже, уже в подземельях Монсегюра, воспользовался ими для того, чтобы восстановить первоначальное положение…
20
Об этом подробно рассказывается в шестой книге цикла «Д.О.П. – Департамент Особых Проектов».
– Выходит, он об этом подумал? – негромко спросил Корф. Дядя Юля покосился на барона – как показалось Семёнову, несколько виновато.
– Выходит, что так, Евгений Петрович. – заговорил Евсеин. В оправдание господина Лерха, да и своё собственное, скажу только, что сделать это было куда проще, имея на руках статую.
– Но ведь у вас оставались эти фотографии? Или Анцыферов сумел их уничтожить?
Он при всём желании не мог бы этого сделать – цифровые копии хранились и в других местах, не только на его компьютере. Увы, мы просто о них забыли. Стали возиться с восстановлением расстрелянной Стрейкером «тентурой», и как-то упустили из виду. Мea maxima culpa [21] , господин барон. Просто не подумали.
21
(лат.) «Моя величайшая вина». Формула покаяния и исповеди у католиков.