Точка невозврата.
Шрифт:
– Невесёлая картинка… Компромат на тебя серьёзный? – Михальчук пить не торопился, задумчиво катал по столу пустой стакан и наблюдал за чадящим огоньком керосинки.
– Не так чтобы очень… Вот я и думаю, какая из гранат сильнее по мне шарахнет.
– Если мы правы, и в нашем городе объявился серийник, то тут, друг, к гадалке не ходи. Думай, конечно сам, но если хочешь услышать моё мнение, скажу: боком выйдет тебе поддельное заключение.
– Ты прав, определённо прав, Димыч. Нельзя это спускать на тормозах, пусть убийством Тёпленький занимается, в конце концов, это его работа. А ты ведь тоже копать будешь? Я верно мыслю?
– Буду. Жаль, что неофициально, но выбора нет.
– А с твоим-то делом что? Не вышел на след
– Какой тут… Но сдаётся мне связаны эти два дела, крепко связаны, и с Тёпленьким нам не раз лбами столкнуться придётся.
– Ты уж это, друг… покрепче вдарь, чтобы у него искры из глаз посыпались, и контузия случилась, а с меня при таком раскладе знатный магарыч.
Он пришёл. Он снова пришёл, заставив Эльку встрепенуться в испуге и спиной вжаться в холодную стену. Глаза привыкли к темноте, но по-прежнему видела девочка только неясные тени. Он и был тенью. Страшной, несущей в себе угрозу, вселяющей потусторонний ужас.
– Испугалась? – он будто кайф ловил от её страха. Шумно втягивал ноздрями воздух, приближался медленно, неторопливо, так, как мог бы передвигаться кот – тихо-тихо, и не шёл вроде, перетекал, перемещался, подкрадываясь к жертве незримым охотником.
– Ты пришёл за мной? – собственный голос показался Эльке чужим – хриплым и грубым, но не спросить она не могла, этот вопрос был жизненно важен, а от ответа зависело всё. Вся её Элькина жизнь.
– А ты чего хотела бы? – не ответив, вкрадчиво уточнил он. – Жить дальше на цепи и в темноте или уйти легко и безболезненно? Просто заснуть и не проснуться больше… Выбор-то невелик.
– Жить! – приглушённо пискнула девочка. Ей показалось, что от её выбора ничего не зависит, он спрашивает просто так, играясь с ней как тот же кот мышью.
Он наклонился над ней, Элька ослепла и оглохла от ужаса, взял за подбородок двумя пальцами, запрокинул ей голову назад.
– Смешная… Все вы, жалкие людишки, выбираете жизнь. Никчёмное, тупое существование. Держитесь за драгоценное существование, руками и ногами цепляетесь, а не понимаете, что свет он не здесь. Он там, за гранью небытия. Там настоящая жизнь, но какой она будет не нам решать… Хочешь туда, Эльвира?
– Нет! – Элька завизжала, он, накрыв ей ладонью лицо, оттолкнул от себя, да так, что девочка затылком ударилась о стену и на короткое мгновение потеряла сознание.
– Заткнись, дрянь!
Он плеснул ей в лицо из бутылки, Элька зашевелилась, отползла в сторону настолько, насколько позволила цепь.
– Не сегодня. И не завтра. – Вот теперь он ответил на её вопрос. Не сегодня и не завтра. Значит, два дня у неё точно есть. Целых два дня жизни, это много или мало? Пока остаётся надежда, скорее много. За два дня произойти может всё, что угодно.
И снова Элька задумалась о выборе. Нет уж, лучше жить. Пусть так, на цепи, но жить и надеяться на освобождение, чем сдаться и покориться судьбе. Её ищут. Не могут не искать, и чем больше дней у неё будет, тем выше вероятность того, что найдут.
– Я поесть тебе принёс и попить, – сообщил мучитель, и только теперь в ноздри голодной девочки ударил запах курицы гриль. – Кладу на пол, сама найдёшь.
О том, что он уходит, Элька догадалась разве что по отступающему страху, но с места не двинулась, хоть и терзал беспощадно голод, а острый запах, источаемый курицей, сводил с ума. Это ж праздник какой-то! Элька еле дождалась, когда хлопнет
Может быть, ей только кажется, но кольцо потихоньку начало поддаваться, металлический штырь уже не так плотно сидел в бетонном полу, как раньше.
Сильно болела голова, противно подташнивало, наверняка сотрясение, но Элька старалась не обращать внимания, задачу – выжить любой ценой – она намеревалась выполнить в ближайшие дни, она не сдастся, она боец.
Воевать одной, ох как сложно, даже за собственную жизнь бороться порой не хочется, и часы изнуряющей тяжёлой работы непременно сменяются апатией. Сколько раз девочка падала без сил – не сосчитать, и почти каждый раз рядом с ней оказывалась кошка. Маленькая, очень худая, короткошёрстная – это всё, что могла сказать Элька о своей подружке. Долгими часами они лежали вместе на холодном полу, и кошка не дичилась, лезла к девочке ласкаться, мурчала без конца, словно поддерживая, щекотала лицо усами, иногда, будто стесняясь своего порыва, коротко проходилась по щеке девочки шершавым языком.
Элька делила с ней жалкие крохи еды, наливала воды в горстку, пытаясь напоить, и кошка её заботу принимала с благодарностью, никуда не убегала, всё сидела с девочкой в сыром подвале – царстве кромешной тьмы, поддерживала своим присутствием.
День прошёл, ещё день, и ещё… Каждый день приходил он. Приносил еду, воду, но прежде чем отдать, непременно пугал Элю до обморочного состояния. Он много говорил о смерти, о том, какая она величественная и могущественная, никого из своих объятий не выпускает, а его миссия служить проводником между мирами, провожать людей до самого смертного порога. Эля ловила каждое слово и мысленно содрогалась от непередаваемого ужаса.
Да его в психушке надо держать под пудовым замком! Он же псих! Нормальный человек разве может говорить о таких вещах? О смерти как о высшем благе, как о милости создателя! У Эли в голове не укладывались его слова, казались плодом воображения больной фантазии. А самым страшным казалось, что он искренне верит в великую цель своей миссии. Чем можно остановить фанатика? Правильно, кусочком свинца, например, но до тех пор, пока это не случится, он будет убивать.
Прошла неделя. Элька совсем обессилела, но надежду на спасение не теряла, уже скорее механически, чем осознанно раскачивала в полу штырь. К слову сказать, он почти поддался. Почти… Но хватит ли у девочки сил довести начатое до конца, и есть ли у неё время. Иногда в голову приходили странные мысли. А что если правда, взять и уйти? Прекратить бессмысленное сопротивление судьбе, просто сказать своему мучителю, как она устала от всего. Вот он обрадуется!
Но нет. Умирать не хотелось. И всё чаще Элька вспоминала дом. Часами могла лежать на листе картона, что с барского плеча пожертвовал маньяк, а в том, что попала в руки маньяку, девочка уже не сомневалась, поглаживала кошку и представляла, закрыв глаза, как плещется в ванной, а Ксанка сердится за дверью, стучит, ругается. Или кухня… Их маленькая уютная кухня, где толкались они втроём, хихикая и пикируясь лепили пельмени. И так хорошо было им в этом маленьком мирке, их мирке.