Точка невозврата
Шрифт:
– Конечно, – подал голос Федор Федорович, – завораживал, до сих пор многих завораживает, с того света.
Старик засмеялся. Мне было не до смеха. У меня от выпитого кофе болел живот, от сигарет першило в горле, и глаза слипались. Но я знала, что не сумею уснуть, пока не разберусь в этой истории. То есть, конечно, разобраться в ней невозможно, и все-таки я должна поймать в тумане хотя бы какие-нибудь зыбкие огоньки здравого смысла.
Вместо кофе я заварила зеленый чай.
– По свидетельству Дона Левина, в процессе кропотливых поисков данных об арестах и побегах Кобы он обнаружил тщательное изъятие и истребление всех биографических данных о диктаторе, опубликованных в двадцатых
– Вот это доказательство кажется мне серьезней любых бумажек, – прошептала я, – сколько людей занималось редактированием его биографии. Сколько денег и сил на это тратилось. Агенты шныряли по миру, внедрялись в архивы, выкупали и крали документы, убивали свидетелей.
– Потом уничтожались эти агенты, поскольку становились свидетелями, – бодро подхватил Агапкин, – убийцы убийц тоже уничтожались, и так до бесконечности. Не осталось ни одного полицейского протокола допросов Кобы. А ведь его обязательно допрашивали при каждом аресте, и не один раз, и протоколы должны бы сохраниться. Но их нет. Во всяком случае, до сих пор никто не находил.
Полноценной биографии так и не появилось, никто из добросовестных исследователей не может ответить на простые вопросы. Например, на какие средства человек, не имеющий работы, дохода, жил, содержал семью?
– Жил он весьма скромно, годами носил одно пальто, одни штаны. А семье помогали родственники жены, – возразила я. – В 1907-м бедная Екатерина умерла, и случилось это именно потому, что не хватало денег на приличного врача.
– Ладно, – кивнул Агапкин, – не берусь спорить, хотя между скромной жизнью и нищетой есть разница. О бытовой непритязательности Кобы писали многие, но нищим его не называл никто. Однако согласись, что путешествовать бесплатно невозможно. С 1900 до 1913-й он проехал тысячи миль, без конца мотался за границу. Не важно, брал ли он билеты на поезд или переходил границу нелегально, это в любом случае стоит приличных денег, и побеги из ссылок тоже дорогое удовольствие.
– Ну, тут все ясно, – я усмехнулась, – партийные средства.
– Ничего не ясно, – Агапкин сердито помотал головой, – с партийными средствами было туго. Ленин постоянно жаловался на нехватку денег. Вот забавный кусочек из письма А. Богданову: «Деньги, деньги сюда, зарежьте кого хотите, но давайте деньги». Декабрь, 1904. Даже когда они у него были, все равно жаловался. В марте 1912-го большевикам удалось мошенническим путем заполучить значительную часть наследства сумасшедшего студента Шмидта, родственника купцов Морозовых. И вот Ленин пишет Орджоникидзе: «С деньгами плохо... От немцев отказ». Таких цитат я тебе найду множество. Владимир Ильич был патологически жадный, настоящий Плюшкин! Мама ему аккуратно высылала часть своей вдовьей пенсии, пока не умерла. Всему своему окружению он упорно внушал, что они с Надеждой Константиновной на грани краха и голодной смерти. Редко возвращал долги, не любил этого делать, уверял, что «забыл», хотя при его пунктуальности это вряд ли возможно. Коба в те годы был слишком незаметной и непопулярной фигурой, чтобы его расходы щедро оплачивались из партийных фондов!
– Как же незаметной! А знаменитые «эксы»? Ленин за то и ценил его, что он добывал деньги.
– Да? Ты уверена? – Федор Федорович прищурился. – А ты знаешь, что в результате самого известного и кровавого «экса», ограбления в Тифлисе в 1907-м, большевикам не досталось практически ничего? Купюры
– То есть не исключено, что тифлисский «экс» был провокацией охранки?
– Никто никогда не узнает, – быстро проговорил Агапкин и отвернулся, – но я убежден: Белецкому и компании было что скрывать, и в этом их интересы счастливо совпадали с интересами скромника Кобы. Вполне возможно, факт причастности Кобы к кровавой бойне в Тифлисе объясняет внутреннюю дезинфекцию полицейских документов, связанных с ним.
– Не поняла, поясните. Что значит «внутренняя дезинфекция»?
– После Тифлиса Коба должен был сесть надолго и всерьез. Но он был ценным источником информации. К тому же он мог сам располагать опасной информацией о причастности охранки к тифлисскому ограблению, и это стало основой сделки между Кобой и Ереминым. Полковник Еремин рисковал карьерой, покрывая уголовника, и потому старался, чтобы ни имя, ни кличка этого агента не всплывали в официальных бумагах. Вот тебе и «внутренняя дезинфекция». В агентурной работе вообще много всего темного, незаконного. Пожалуйста, скандал с Азефом, убийство Столыпина эсером Богровым, который оказался агентом охранки. Чего стоит внедрение в Думу в качестве депутата от фракции большевиков трижды судимого уголовника, штатного агента охранки Романа Малиновского?!
Малиновский! Как же я забыла о нем? Вот кто мог бы многое рассказать. При всем обилии штатных и внештатных осведомителей, внедренных к большевикам, этот был самый интересный прежде всего потому, что Коба дружил с ним и переписывался, по его рекомендации вошел в состав ЦК.
Роман Вацлавович Малиновский, лудильщик по профессии, уголовник по призванию, имел три судимости – две за вооруженный грабеж, одну за изнасилование и, несмотря на это, в октябре 1912 года стал депутатом Думы.
Лудильщик-уголовник был гордостью Охранного отделения, получал 500 рублей в месяц. И Ленин гордился им, говорил о нем «хороший малый и не интеллигент», называл «нашим русским Августом Бебелем». А после избрания «хорошего малого» в Думу заявил: «В первый раз у нас есть выдающийся рабочий-лидер среди наших в Думе».
Ленин высылал Малиновскому из Кракова речи, тот нес их Белецкому для проверки и редактуры и зачитывал с думской трибуны. Настоящее сотворчество, идиллия.
С Кобой они во многом схожи. Оба инородцы. Малиновский поляк, Коба грузин. Оба говорили по-русски с акцентом. У обоих лица были сильно побиты оспой и глаза желтые. Но глаза Малиновского бегали, а у Кобы был застывший тяжелый взгляд. Малиновский отличался высоким ростом, богатырским телосложением, при этом постоянно суетился, шумел, чем весьма утомлял собеседников. Маленький, щуплый Коба, наоборот, в движениях был скуп, беззвучен и сдержан, говорил спокойно, негромко, впрочем, тоже утомлял собеседников какой-то хищной вкрадчивостью, мрачностью, тяжестью.
В секретных докладах охранки Роман Вацлавович появился в 1906-м под кличкой «Эрнст». Вначале он работал «штучником», то есть внештатно, и гонорары получал сдельно, за каждый донос от 25 до 50 рублей. Как только у соратников возникали подозрения, «Эрнста» арестовывали на пару месяцев, потом выпускали.
В 1909-м вспыхнул скандал из-за разоблачения легендарного двойного агента Евно Азефа. В охранке начались чистки агентуры, Романа Вацлавовича уволили. В 1910-м он вновь стал сотрудничать, уже на постоянном окладе, 100 рублей в месяц. Трудился на совесть, за год настрочил около 60 доносов, подписывался кличкой «Портной».