Точка опоры
Шрифт:
— Ну как там, Володя?
— Как и следовало ожидать…
— Неужели протащили свои «поправки»?!
— Да. По некоторым пунктам пришлось мне одному голосовать против них.
— Одному?! А что же Плеханов?
— Ты же знаешь Плеханова. Вчера, когда Акимов — ты помнишь? — откровенно объявил, что его поправки имеют целью «изменить самый дух программы», Георгий Валентинович дал ему отличную отповедь.
— Помню, помню: «Мы стоим и останемся под знаменем революционной социал-демократки».
— А сегодня не поднял руки в защиту нашей общей искровской формулировки.
— Так неужели же им удастся?..
— Не волнуйся. Мы еще поборемся. —
Когда программа вернулась из комиссии, то ее неуемные противники по каждому пункту, а порой и по отдельным словам выступали даже по три раза, вносили множество резолюций, требовали поименного голосования.
Но существо программы осталось искровским. Компактному большинству, сплотившемуся вокруг Ленина, удалось отстоять ее марксистскую основу. В целом против программы никто не отважился голосовать. А воздержался лишь один Акимов.
Это была первая крупная победа зарождавшегося большевизма. За создание проекта программы съезд принес редакции «Искры» и «Зари» благодарность.
На двадцать первом заседании в заключение обсуждения выступил Плеханов.
— Товарищи, партия сознательного пролетариата, Российская социал-демократическая партия, отныне имеет свою программу, — сказал он с еще большей торжественностью, чем на открытии съезда. — Тем товарищам, с возражениями которых съезд не согласился, остается подчиниться большинству. Члены нашей партии обязаны признавать ее программу. — Окинул зал орлиным взглядом. — Как бы там ни было, но вопрос, так долго нас занимавший, окончен, и мы можем с законной гордостью сказать, что принятая нами программа дает нашему пролетариату прочное и надежное оружие в борьбе с врагами.
Мартов ждал своего часа. Для этого сам напросился в комиссию по уставу партии. И состав комиссии ему был на руку; делегаты «Южного рабочего» уже выступили с критикой ленинского проекта. А у него, Мартова, в кармане свои формулировки важнейших пунктов. Он внес бы целиком свой проект, но, пожалуй, для этого еще не настало время. Пока что лучше из ленинского проекта, за который ратует его большинство, вышибать пункт за пунктом. Это он может — теперь уже не одинок. Кроме Плеханова, все ветераны на его стороне. Жаль только, что Аксельрод, Потресов и Вера Ивановна — с совещательными голосами. Но и при этом на съезде ему, Мартову, обеспечена солидная поддержка: первыми за его пункты проголосуют бундовцы да Мартынов с Акимовым. И, конечно, Троцкий. Этот стоит многих. На каждом заседании выступает раз по десять. Не упустит ни малейшего повода обрушиться на ленинское большинство. Будет метать громы и молнии. За ним и другие проголосуют.
А Владимир Ильич был доволен тем, что в комиссии не оказалось ни одного бундовца. Правда, его настораживало присутствие делегатов «Южного рабочего», один из которых собирается внести восемь поправок! Но присутствие Мартова, несмотря на его зигзаги, несколько успокаивало — он еще недели за три до съезда читал устав и на заседании в редакции не возражал. Не будет же здесь изменять самому себе.
Но впереди подстерегало потрясение. Едва успели собраться на заседание комиссии, как Мартов достал из бокового кармана помятый лист и, стряхнув с него табачные крошки, объявил, что у него есть свой проект первого параграфа. Это было подобно удару грома при ясном небе, и Владимир Ильич вскинул удивленные глаза. Не ослышался ли? Может, какая-нибудь поправочка с заменой одного слова другим?
— В-вот! — Голос его, без того заикавшегося, прерывался от волнения. — М-моя формулировка взамен с-совершенно неприемлемой ленинской.
Читая, посматривал на делегатов «Южного рабочего». Какое впечатление остается от его строк? Поддержат ли? Если не поддержат, его ход может провалиться. Но тот из них, который собирался внести восемь поправок, поддержал. Пусть каждый, кто лишь пожелает, называет себя членом партии.
«Вот это зигзаг! Неприкрытый оппортунизм!» — возмущался Владимир Ильич, не отводя пронизывающего взгляда от Мартова, пока тот не сел с опущенными глазами.
Чеканя слово за словом, Ленин сказал, что настаивает на своей формулировке, и все перечитали первый параграф:
«Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций».
На съезде докладчик уставной комиссии Носков объявил, что по первому же параграфу голоса разделились, и прочел сначала формулировку Мартова. В защиту ее тотчас же поднялся Аксельрод и заговорил о некоем профессоре, который считает себя социал-демократом, оказывает партии содействие, а ни в одну из организаций вступить не может. Дескать, Мартов прав, такого профессора следует считать членом партии. Главный бундовский оратор к такому профессору добавил гимназиста. На поддержку поспешили и Акимов, и Мартынов, я Троцкий.
Красиков не мог больше терпеть.
— Но, товарищи, — возразил он, — устав партии пишется не для профессоров, а для пролетариев, которые ее так робки, как профессора, и, я надеюсь, они не испугаются организованности и кол-лек-тив-ной деятельности… Принимая же формулировку Мартова, мы пускаем анархическую массу в члены партии безответственно.
Плеханов раздумчиво выжидал. И речь свою начал с чистосердечного признания: долго колебался. К кому присоединиться? Еще утром находил, что «то сей, то оный набок гнется». Но, приняв решение, он, как всегда блистая красноречием, высмеял Аксельрода за его «профессора» и в заключение сказал, что за проект Ленина «должны голосовать все противники оппортунизма».
Но оппортунисты, которых завтра назовут меньшевиками, не вняли призыву Ветерана и перетянули на свою сторону «болото»: большинством в шесть голосов провели первый параграф устава в формулировке Мартова, не погнушавшегося голосами бундовцев и прочих антиискровцев.
«Эх, Мартов, Мартов! — думал Владимир Ильич, жалея заблуждавшегося товарища, которого еще не считал окончательно потерянным. — Если бы ты только оступился в болото… Но ты пошел дальше. Не вернешься — затянет тебя трясина».
На квартиру Ульяновы возвращались поздно. Улицы уже были пустынны. Поддерживая жену под руку, Владимир говорил с горьким сожалением:
— Не могу понять, как мог Мартов докатиться до такого…
— А Плеханов, — напомнила Надежда, — несколько дней думал, к кому же присоединиться.
— Да. Чуть было снова не вильнул. Но, опомнившись, вовремя сказал свое слово о нашем искровском проекте устава. Удержался бы на этом…
Взбудораженный всем случившимся, Владимир Ильич провел ночь без сна.
5
С каждым днем бундовцы, мартовцы да «рабочедельцы» Мартынов и Акимов бесчисленными репликами и резолюциями неимоверно затягивали съезд и накаляли обстановку.