Точка опоры
Шрифт:
Поездка не была напрасной еще и потому, что вместе с группой «Социал-демократ» они создали Заграничную лигу революционной социал-демократии.
Пока жили в Цюрихе, каждую свободную минуту любовались озером. За бирюзовой гладью темнела узенькая полоска леса, над ней возвышался горный хребет, закутанный снегами.
Перед расставанием Кржижановские и Ульяновы вышли погулять на набережную, отделенную от обрыва невысокой чугунной решеткой.
На синем просторе как бы дремлющего озера белели островерхие паруса легких, как птицы, яхт. Возле
В обеденный час набережная оказалась почти безлюдной и можно было без опасения разговаривать по-русски:
— Итак, Глебася, впереди — Самара?
— Твердо. Город мне знаком с детства.
— Вот и отлично. Только, пожалуйста, поскорее.
— Сдам в Тайге дела, заметем следы и сразу — на Волгу. Сожалею, Володя, лишь об одном: Самара город купеческий, промышленности почти нет. А хотелось бы самим среди рабочих…
— Я тебя понимаю, дорогой мой Глебася. Очень понимаю. И самому хотелось бы, но… — Пожал плечами. — А ваше с Зинаидой Павловной дело — не увлекаться широкой агитацией в самой Самаре. Для конспирации даже лучше, если там на известное время будет тишь да гладь.
За разговором они не заметили, как по озеру побежала мелкая рябь, с гор хлынул прохладный ветерок.
— Создайте там искровский организационный центр для всей России, — продолжал Владимир Ильич. — Литературой оделяйте всех. Крушите «экономистов». Никому никаких уступок. Комитеты перетягивайте на нашу сторону. Важней задачи, — взял друга под руку, — сейчас нет. Пусть через газету признают «Искру» своим руководящим органом. На Второй съезд мы должны прийти сплоченными.
— А скоро созовете съезд?
— Это будет зависеть от вас, россияне. Только от вас. Когда большинство комитетов окажется на нашей стороне, тогда и — съезд. Ты немножко понюхал здешней атмосферы, видишь, что тут происходит. Чтобы объединить силы, на съезд мы, искровцы, должны прийти в абсолютном большинстве.
О решетку набережной плескались волны. Яхты на приспущенных парусах спешили к берегу. Черная туча срезала горные вершины, аспидной плитой нависла над озером. Огненная трещина расколола ее, и загрохотал раскатистый гром, проникая все глубже и глубже в недра земли, как бы под озеро, еще недавно казавшееся таким спокойным.
— Гроза с востока! — кивнул головой Владимир Ильич. — Тишина, как видишь, была обманчивой.
— Пусть сильнее грянет буря! — Кржижановский рубанул воздух взмахом кулака.
— Вот-вот. По-горьковски! И нам надо спешить. Во всем. А сейчас — на вокзал, батенька, — добавил Владимир Ильич. — Пора прощаться. Да, — спохватился он, а пароль к тебе в Самару? Шифр?
— Я думаю, Зина не забыла договориться с Надеждой Константиновной. Мы условились: это — ее забота.
— А все-таки надо проверить.
Снова громыхнул гром, теперь уже неподалеку; с пронзительным криком летели чайки в
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
1
Рано легла зима. По Волге и Оке густо шла шуга, студеную воду превращала в снежную кашу.
Последние пароходы укрылись в затоне. На их пути развели мост, да так и не успели из-за ледостава средние плашкоуты поставить на место, и Макарьевская часть Нижнего Новгорода оказалась отрезанной.
Седьмого ноября нижегородцы, спешившие к вечернему московскому поезду, переправлялись через Оку на лодках, крупные льдины, наседавшие с шумом и треском на борта, отталкивали баграми.
— Не опоздать бы нам, — волновался остролицый паренек лет шестнадцати, густые черные волосы у него выбились из-под околыша картуза, на носу торчало простенькое пенсне. — Нажмите, друзья, на весла! Не можем же мы не проститься!
— Не кипятись, Яша, — успокаивал студент, высланный на родину «за беспорядки скопом», и вдруг рассыпал хохоток. — Валерьянки не захватил, аптекарская душа?
— Кому она нужна? Кисейных барышень на проводах не будет. А таким, у кого рыбья кровь, — не остался в долгу паренек, — жандармы поддадут скипидарчику!
— Не каркай. Не пугай: трусов тут нет.
— Пугать не привык. И глядеть на тихонь — тоже. А ну, пустите — в весла сяду.
— С веслами, робятушки, поосторожней! — предупредил лодочник с кормы.
— Не затерли бы на вокзале. Поди, оцепили…
— Прорвемся! — крикнул студент с курчавой бородкой. — Вон сколько лодок идет — сила!
Достал из бокового кармана пачку листков с машинописными строчками, оттиснутыми на гектографе, и стал раздавать гимназистам и реалистам, сидевшим впереди. — Прочтете — передавайте дальше.
Паренек в пенсне вскочил, выхватил у него остальные, потряс в воздухе, зычно крича:
— Что ж вы не на печатном станке! Надо было — тысячи! Весь город засыпать! — И, размахнувшись, кинул в соседнюю лодку. — Ловите! — Повернулся к студенту. — Есть еще? Давай! — Кинул во вторую лодку. — Эх, растяпы!.. Хватайте со льдины!
Подхваченные ветром, листки, как вспугнутые белые птицы, метались в густоте снегопада. В свисте ветра перевозчики, предупреждая о беде, надрывали глотки: раскачанная лодка зачерпнет шуги, того и гляди пойдет ко дну! Но реалисты и ссыльные курсистки, повскакав, ловили листки в воздухе, выхватывали из снежной кашицы за бортом и торопливо, взахлеб читали вслух.
Яков летел глазами по строчкам: «У нас бьют нагайками студентов, которые заступаются за простой народ, бьют рабочих, которые хотят улучшить свое положение. У нас преследуют писателей, которые говорят правду и обличают начальство». Схватил руку студента с курчавой бородкой: